своим в самое ближайшее время.
Но что я должна сказать, ведь даже не знаю, где могу очутиться завтра — в Эфиопии или, может быть, на Марсе, если это взбредет в голову одному неуправляемому агенту секретной британской спецслужбы?
И что по срокам моего отсутствия? С ним точно не соскучишься!
— Мой муж, естественно, не знал, что к бандитам. Как и я. Слушай, мне очень надо проверить почту! Ты не подскажешь, где в Бристоле есть интернет-кафе?
— В смысле, тебе нужен интернет? — Алекс смеётся, протягивая мне свой модный полупрозрачный айфон. Смотрю на него так, как будто он предлагает мне взять живую змею, — держи.
— Ну уж нет! Знаю я эти твои штучки… Сразу и почту вскроешь, и все мои запросы в поисковике за последние лет десять, да?
Киев, Украина
В квартире Колосковых пахнет валерьянкой. На кухне за небольшим столиком примостились трое — папа, Катя и Элеонора Юрьевна.
— Ну, что ты как партизанка на допросе? — горячится мужчина, — да что вам там сказали, конкретно?
Катя сидит, понуро опустив голову и размазывая пальцем по клеенке упавшую за край тарелки капельку варенья.
Элеонора, наблюдая их диалог со стороны, как бы не вмешивается. Она увлечена поеданием зефира за кофейком, но не забывает при этом скорбно кивать иногда в знак согласия с репликами супруга.
— Донора не нашли, — равнодушно отвечает отцу Катя, — вернее, нашли, но не подошёл в итоге.
— Да я уже не об этом, Катя! А о том, когда Женя возвращается домой! Ей хоть оплатят ее помощь? Ты вообще в курсе, что Гриша собрался идти в полицию, если она в ближайшие же дни не перезвонит?
— Не кричи, пап, — Катя устало откидывает темную кудрявую прядь волос со лба, — я тебя прекрасно слышу. Хочет идти, пусть идёт! Я не знаю ничего, Женю попросили помочь — она согласилась.
— Не дерзи, пожалуйста!
Он воздевает руки кверху в немом протестном жесте, а Элеонора громко вздыхает, помешивая ложечкой в чашке.
— Боже, о чем только Женя думает, — осуждающе произносит она, — такой парень Гриша! И отпустил, и все… дождётся..
Замолкает.
— Чего дождется? — Владимир Ипполитович делает сложное выражение лица.
— Что разведётся!
— И что?
— Что-что, Вова… Ты рассуждаешь типично, как мужчина. Вот кого она потом в свои тридцать плюс найдёт?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Ой, это риторический вопрос, — снова делает глоток кофе. Супруг молчит, — знаешь ли, мужчинам как-то попроще. А женщина уже никого толкового не встретит после тридцати, ну после сорока так точно!
— Ну ты же встретила?!
Кате становится противно. Пользуясь тем, что на нее уже не обращают никакого внимания, она тихонько, как мышь, выходит из кухни. Такое поведение для нее привычно, ведь они даже не замечают ее ухода.
Глава 42
Застаю Алекса облокотившимся об авто и задумчиво изучающим здание хостела, когда возвращаюсь оттуда со своим нехитрым скарбом в очень плохом настроении. На душе тревожно и пасмурно.
— Куда смотришь? — интересуюсь.
— На крышу! Был уверен, что увижу тебя с чемоданчиком наверху, перепрыгивающей на соседнее здание.
— Очень смешно, — вяло откликаюсь, и без приглашения плюхаюсь на место рядом с водительским. Компактную дорожную сумку ставлю себе в ноги.
Он немедленно садится следом за мной на место водителя, и вдруг спрашивает:
— Ты не обедала?
— Даже не завтракала! — признаюсь честно. Алекс почему-то радуется.
— Вот и отлично, заедем в один рыбный ресторанчик, — восклицает с энтузиазмом, — как раз в Бристоле..
Но я перебиваю:
— СъезДИШЬ.
— Почему? — он искренне удивлён.
— По кочану и кочерыжке.
С удовольствием понаблюдав за озадаченным выражением его лица секунду-другую, объясняю:
— Это у нас так говорят, когда вопрос глупый! У меня, видишь ли, нет лишних денег ходить по ресторанам. За твой счёт не собираюсь. Конечно, билетики в Эфиопию и назад оплачиваешь ты как заказчик мероприятия, если не передумаешь, разумеется, на что я, кстати, все ещё очень рассчитываю. Ну, там, вдруг на тебя снизойдёт прозрение… тормози!
Реакция у Алекса, надо сказать, отменная. Паркуется он быстро, с интересом проследив за моим взглядом. А смотрю я на ларёчек с фастфудом, хотя вообще-то обычно такое не ем. Но, сегодня все не как обычно это раз, и денег у меня на свои нужды в обрез это два! Значит, выбирать не приходится.
Не дав ему опомниться, выхожу к ларьку и там уже выбираю себе еду неспешно и обстоятельно. В этот раз везёт — помимо каких-то вполне симпатичных пирожков с самой разнообразной начинкой здесь продаются еще и расфасованные по маленьким прозрачным контейнерам овощные салаты.
Как правило, я быстро наедаюсь, поэтому беру один маленький пирожок с мясом и один большой салат. В хорошем кофе решаю себе не отказывать и, повернувшись к печально наблюдающему за мной Алексу, интересуюсь:
— Прокатимся до Старбакс?
Он кивает, и покупает себе несколько таких же пирожков.
— В знак солидарности, — поясняет. Как будто мне не все равно!
Решаю «троллить» его по возможности. Пусть не воображает, что я счастлива оказаться в его компании и исполнять его прихоти.
Старбакс — кафе-бренд отличного кофе, и до него мы поначалу едем молча. Наблюдаю за тем, как Алекс задаёт курс навигатору бортового компьютера в автомобиле. Достаёт влажные и сухие салфетки. Вытирает руки влажными, чтобы затем выхватить один пирожок из пакета сухой салфеткой.
— Все еще злишься? — спрашивает, с аппетитом принимаясь за него прямо за рулём.
— Много чести, Алекс Спенсер, — поворачиваясь к окну. Я не желаю ему приятного аппетита.
— И что, так будет все путешествие?!
— Путешествие, — улыбаюсь, — ну, ты сказал! Нет, — подчеркиваю, — это лучшая его часть.
Дальше молчим. С удовлетворением подмечаю, что испортила ему аппетит — Алекс перестаёт жевать и откладывает пирожок. Задумчиво покусывает свои красиво очерченные, чувственные губы. С ужасом отвожу от них глаза, понимая, что в какой-то момент слишком засмотрелась.
— Жень, знаю, что должен озвучить план и свои соображения, да? Ты ведь этого ждёшь?
Молчу, осмысливая сказанное.
— Ну, как бы да! Желательно, — хмыкаю.
— Окей. Я уже говорил тебе, что мне есть, что предложить взамен на твою любезность! Ну, чтобы ты не смотрела на меня как на врага. Хотя, я предложил бы это в любом случае.
Жду продолжения.
— Сколько времени у Кати? — задает он вопрос, и мы больше не улыбаемся друг другу, даже язвительно.
Настроение мгновенно меняется — между нами как будто возникает временное перемирие. Встречаемся взглядами.
— Мало, — признаюсь как есть. Катя — это моя боль, — точнее не могу сказать!
— Даже приблизительно?
— Приблизительно… полгода, может год, — мне самой становится страшно от того,
