наступлении в Галиции в бытность его генерал-квартирмейстером 3-й армии было более чем странным, о чем уже говорилось в части I настоящих воспоминаний. После революции он «окрасился» в ярко-красный цвет и в Могилевском совете солдатских депутатов стал persona grata (важной персоной).
Впоследствии выяснилось, что он тотчас же после этого заседания сообщил о его ходе и высказанных на нем мнениях Могилевскому совету солдатских депутатов, а по прямому проводу известил об этом также большевистское правительство в Петрограде.
* * *
Когда после неудачи корниловского выступления стало очевидным, что это начало конца, я отправил свою семью из Могилева в сопровождении брата моей жены уланского ротмистра В.М. Кокушкина, впоследствии геройски погибшего в борьбе с большевиками, на хутор к ее родителям в Саратовскую губернию.
Так как после большевистского переворота не осталось больше сомнений в том, что дни Ставки сочтены, то по моему докладу генералу Духонину Черноморский флот передали в подчинение главнокомандующему Румынским фронтом. В связи с этим морское управление штаба Верховного главнокомандующего было упразднено.
За несколько дней до гибели Ставки я распустил личный состав своего управления, отправил с доверенным писарем секретный архив в Петроград в надежные руки, а сам решил до последнего момента оставаться в Ставке.
Но после решения о подчинении большевистской власти, принятого на совещании начальников управления штаба, я понял, что настало время и мне покинуть Ставку. Приготовившись к отъезду, пошел проститься с генералом Духониным. У него застал его супругу, милейшую Наталию Владимировну, с которой он прощался, отправляя ее в ту же ночь в Киев, чтобы не подвергать опасностям.
Когда я вернулся около полуночи от генерала Духонина в свое опустевшее управление, эшелоны Крыленко находились уже в Орше, и предполагалось, что утром они прибудут в Могилев.
Вызвав по телефону своего шофера, я приказал ему взять с собой запасной бак бензина и подать автомобиль к управлению, намереваясь уехать в Киев и далее действовать по обстоятельствам.
Вскоре подъехал автомобиль. Шофер, поднявшись ко мне, сказал, что запасного бака ему не дали и что только что в гараж поступило запрещение Совета солдатских депутатов шоферам выезжать со мной за пределы Ставки. Поняв, в чем дело, я велел шоферу отвезти меня на железнодорожную станцию, намереваясь сесть в первый идущий на юг поезд. Но шофер мне на это ответил, что на станции и мостах через Днепр выставлены сторожевые посты, которые меня не пропустят. Спросив его, относится ли это запрещение только ко мне, я узнал, что оно распространяется также на генерал-квартирмейстера генерала Дитерихса и на полковника Ткачева, начальника воздухоплавательного управления, – оба решительные противники подчинения Ставки большевистской власти. Решив тогда уйти пешком, я отпустил своего шофера, поблагодарив его за верную и преданную службу.
Впоследствии я узнал, что генерал Дитерихс и полковник Ткачев, предупрежденные вовремя своими людьми, благополучно скрылись: полковник Ткачев, у которого автомобиль был не в гараже Ставки, а при его квартире, сел на него и со стоверстной скоростью пролетел мимо сторожевого поста на мосту, а генерал Дитерихс ушел во французскую военную миссию, где его переодели в форму французского солдата, и он выехал в составе миссии, когда она покинула Ставку после захвата ее большевиками.
Сам же я, переодевшись в штатское платье, оставшееся у меня после командировки в Румынию, вышел перед рассветом по никем не охраняемой тропинке за город в поле и окольными путями добрался до села Княжево, где стоял штаб Астраханской казачьей бригады. В это время эшелоны Крыленко уже подходили к Могилеву, и штаб бригады ожидал распоряжений Ставки для действий, но их не поступало, ибо, как мы знаем, было принято решение отдать Ставку без сопротивления, о чем я и поставил штаб бригады в известность.
Прибыв на Могилевскую станцию, Крыленко вызвал к себе генерала Духонина. При входе в вагон, где находился Крыленко, Духонин был зверски убит матросами. Так кончил свое существование последний законный Верховный главнокомандующий вооруженными силами России, а с ним кончила свое существование и Ставка – последний оплот русской законной верховной власти.
Заключение
Причины поражения России в Первой мировой войне
На вопрос: что делать, я ответил себе – не бояться истины, куда бы она меня ни привела.
Л.Н. Толстой
Ранней весной 1917 года, как только позволила бы погода, на Юго-Западном фронте и в Черном море должны были быть предприняты решительные операции, которые, каждая порознь, а тем более обе вместе, несомненно, привели бы к победоносному окончанию войны. Операции эти были так тщательно подготовлены и для их осуществления сосредоточены такие силы и средства, что не могло быть ни малейшего сомнения в их полном успехе.
Как известно, к осуществлению Босфорской операции русские войска были готовы уже летом 1916 года, но в согласии с желанием генерала Алексеева ее отложили на весну 1917 года. Если летом 1916 года обстановка вследствие начавшегося развала Турции для осуществления операции была благоприятна, то, конечно, весной 1917 года она была бы еще благоприятнее вследствие еще большего развала Турции и усовершенствования наших сил и средств, предназначенных для этой операции. Что же касается операции на Юго-Западном фронте, то так легко удавшийся прорыв в разгар развала нашей армии ясно показал, каково было бы его влияние на исход войны, если бы он был предпринят, когда наша армия не утратила еще свою боеспособность вследствие революции.
Начавшаяся революция не позволила нам предпринять своевременно эти решающие операции, имевшие целью победоносно окончить войну, и, таким образом, революция была прямой и непосредственной причиной нашего поражения, закончившегося заключением позорного Брестского мира.
Значит, все, что способствовало ускорению начала революции или затягиванию войны, составляло косвенные причины нашего поражения; к этим причинам относится также и непринятие мер, если таковые были возможны, к предотвращению революции и мер к ускорению хода войны.
При этом особенно трагичной кажется ответственность тех правителей России, которые могли так или иначе влиять на ход событий. Вспомним, ведь революция вспыхнула всего лишь за несколько недель до срока, назначенного для исполнения операций, которые должны были принести нам окончательную победу.
Сторонники мистического мировоззрения будут видеть в этом сроке (несколько недель) «перст судьбы» и стараться оправдать этих правителей, несущих свою долю ответственности за поражение России. Но наука судит об этом иначе: приписывая все исторические события деятельности человека, а не влиянию судьбы, она считает гениальными правителей, сумевших предусмотреть все причины, которые так или иначе влияли на ход исторических событий, и направивших их на благо своей страны, и порицает тех из них, кто
