к тебе, а там как раз твой рыжий любовничек меня дожидается. Ничего у тебя не выйдет, дорогуша, ибо моя мама и мой папа никогда не производили на свет дураков и дур. Поэтому закрой свой сладкий ротик и сиди, молча, если не желаешь, конечно, чтобы я заклеил его тебе скотчем.
Нет, этого она совсем не желала. Алана примолкла.
Машина свернула влево, дорога стала гораздо уже. Как далеко он успел увезти её от города? Она не была уверена, что опознала бы эти места и при дневном свете, что уж тут говорить про ночь! Кругом глухой лес, за окнами – лишь тёмные деревья. И никого вокруг, ни единой живой души.
Алана почувствовала, как к горлу подбирается паника. Хотелось кричать, плакать, биться в истерике. Это было плохо.
"Паника – твой злейший враг, – не уставала повторять ей Полина. – Хуже паники нет ничего. Запомни это, и никогда ей не поддавайся ".
Правда, это относилось всего лишь к показам и дефиле по подиуму – первое время Алана испытывала неосознанный страх перед множеством людей, смотрящих на неё из зала. Интересно, сделала бы Полина ей скидку на панику, если бы знала, что её воспитанница окажется в одной машине со свихнувшимся маньяком?
"Лаура не хотела умирать", – вспомнила Алана надпись из сна.
Кто же такая эта Лаура? Она не хотела умирать, а что случилось в итоге? Она таки умерла? Или так сильно не хотела, что ей удалось выпросить у старухи с косой отсрочку? Жаль, она так и не успела расспросить об этом Лёльку.
******
И Лёлька вдруг как будто появилась рядом. Уселась на заднее сиденье, тихая, недоступная постороннему взгляду. Соломенную шляпку она держала теперь в руках.
"Почему тебя это так интересует, хотела бы я знать? – спросила Лёлька. – Почему, вместо того чтобы думать, как выбраться отсюда, ты задаёшь дурацкие вопросы?"
Алана покосилась на Соломатина, словно опасаясь, что он может заметить лишнего пассажира в своей машине. Разумеется, этого не произошло, ведь Лёлька существовала лишь в её воображении.
"Что же мне теперь делать?" – мысленно обратилась она к сестре.
"Нет, вы только посмотрите, она ещё спрашивает! – всплеснула руками Лёлька. – Считаешь, что я обязана знать ответы на все вопросы? А ведь я, между прочим – всего лишь обычный, неприкаянный фантом".
Она показала Алане язык и принялась примерять шляпку, любуясь на себя через плечо Соломатина в зеркало заднего обзора.
Соломатин этого, конечно же, не видел. Он держался за руль и что-то насвистывал. Машину потряхивало на ухабах, но это ничуть не омрачало его настроения, он даже слегка улыбался. Алане не хотелось знать, что в этот момент держит он в своих мечтах.
Она отвернулась и стала смотреть в окно. Там ничего не было, кроме мрачных деревьев, но всё равно лучше, чем лицезреть торжество этого нелюдя.
Алана представила себе лицо Полины в момент, когда она узнает, что её нашли туристы в лесополосе – прислонённую к какой-нибудь берёзке, с застывшим стеклянным взглядом, безо всякой одежды и за версту благоухающей шампунем "Тимотей". Дядя Миша, наверное, будет лично присутствовать на опознании…
А Никита? А Павлик? Что будет с малышом?
При мысли о Павлике её будто ударило током.
"Лелька, Павлик! А как же он? Если со мной что-то случится, он останется совсем один!"
"Не останется, – спокойно отозвалась сестра. – Если ты перестанешь метаться и угомонишься. Ты ведь умная, Алана! Ты учишься на психолога. Быстро вспоминай – наверняка ты что-то читала про психологию психов".
"Психология психов" – какое замечательное словосочетание. Спасибо, Лёлька! Она читала, совершенно точно, читала!
Сейчас бы ещё только собрать в кучу мозги и вспомнить из этого всего что-нибудь полезное. А времени катастрофически мало.
– Как ты отлавливал их? – спросила она.
Соломатин вздрогнул и кинул на неё быстрый взгляд. Но руля из рук не выпустил.
– Как? – повторила вопрос Алана. – Сажал в машину, предлагая подвезти? Или выслеживал на улицах, в тёмных переулках и обещал проводить до дома? А бедные девушки соглашались, потому, что и мыслей не допускали о плохом – ведь моя милиция меня бережёт, так, Соломатин?
– Заткнись! – просипел он.
– Почему ты не хочешь мне рассказать? Ты ведь всё равно собираешься меня убить? Куда ты дел третье тело? Что ты с ним сделал? У тебя кончилось твоё любимое жидкое мыло, Чистюля?
– Я тебе сказал: заткнись! – заорал Соломатин. – Закрой свой рот, шлюха!
Он занервничал, когда она назвала его прозвище, сильно занервничал. Алана поняла это по тому, как побелели его пальцы, сжимающие "баранку". Рот задёргался. Убийца явно не ожидал такого от своей жертвы "всплеска активности".
"Молодец! – подбодрила Лёлька с заднего сиденья. – Так его! Задай гавнюку перцу!"
Алана хрипло рассмеялась.
– Ты меня боишься, Чистюля? Ты правильно делаешь! Тебя наверняка поймают… да, наверняка. Мазуро знает, кто меня увёз. На тебя первым падёт подозрение. Тебе больше не удастся выйти сухим из воды… или вылезти чистым из грязи, если тебе так больше нравится.
– Не пытайся запугать меня, шлюха! – отозвался Соломатин. – Твой любовничек никому ничего не докажет. Я скажу им, что высадил тебя возле подъезда, а куда ты попёрлась дальше – не моего ума дело!
– Докажут! – она прямо физически ощущала, что убийца напуган, чувствовала его запах – горький, тошнотворный запах страха, но это придавало ей сил. – Я обещала ему перезвонить в тот же момент, как окажусь дома. Он забеспокоится, если не получит звонка. Возможно, меня уже сейчас ищут. Выйти на твой след – раз плюнуть! Проверь, кстати, нет ли за тобой "хвоста"?
Алана, конечно, блефовала – в то, что Мазуро уже испереживался, и отправился на её поиски, она и сама не верила. Но своего она добилась – убийца запаниковал. Глаза его закатились, он начал как-то странно, с перерывами, громко и хрипло дышать, будто его вот-вот собирался хватить эпилептический удар. Хоть бы это и на самом деле было так! С каким удовольствием она полюбуется, как подонок подавится собственным языком!
Но рановато она радовалась, Соломатин вовсе не собирался "отдавать концы". Продолжая держать руль одной рукой, другой он схватил пистолет и наставил на девушку:
– Заткнись, сука! – процедил он сквозь зубы. – Заткнись, или я прострелю тебе твою тупую головёшку!
– Давай, стреляй! – Алану вдруг охватило какое-то нелепое, но опьяняющее безрассудство, словно вслед за Соломатиным и у неё тоже "сорвало крышу". Может, это заразно? А и, правда, чего ей терять? Уж если умирать – так лучше от пули, чем от лап маньяка. – Стреляй, выродок! Ты можешь убить меня, но всё
