попыток недоросших до красоты, пытающихся занять не свое место - главный признак уродства, - но пытающихся отхватить свою долю восхищения, мямлим, что красота разнообразная, доходя в этих рассуждениях, что уродство - это просто грань красоты. Мы настолько любим красоту, что для нас невыносимо даже подумать, что где-то ее может не быть. Уродства не существует, хотим думать мы. Мы правы, в целом, но аберрированная, искаженная красота, которая не вызывает восхищения, запуганная, забитая невежеством, та, которой мы не хотим обладать, та, которую нам жаль и поэтому она вызывает досаду и чувство вины, за то, что мы не видим в таком проявлении ее саму, приносит очень много вреда. И самой себе, и допускающим такую удручающую ее форму. Потому что так мы отходим от своих критериев радости жизни все дальше. Такая вот разрушительная сила нецелесообразности.
***
Я все-таки пошел в госпиталь.
Эрик лежал на постели, спал. Он не выглядел ни измученным, ни особенно умиротворенным. Просто и живо спал, лежа на боку, свернувшись, обняв перекрученное одеяло ногами. Это чтобы вы не представляли обычную картинку, что человек лежит строго на спине, положив руки поверх одеяла. Изумительно красивый, как всегда. Строгое благородное лицо, длинные черные ресницы, черные брови, контрастом очень светлым волосам, четкие темные губы. Сам изящный, тонкий. Словно его кто-то написал или создал. Но я не знаю, чтобы в семье Громов кто-то занимался созданием людей. Хотя в Фироками созданные жители хоть и редкость, но уже не сенсация.
Я касаюсь тонких пальцев. Эрик, словно ждал этого, тут же распахнул свои чернильно-фиолетовые глаза. Космические совершенно глаза.
Я улыбаюсь и пафосно-нервно думаю, что я должен что-то сделать, что-то придумать. Но, как всегда в таких случаях, я не знаю что.
- Подсказать? - улыбнулся Эрик.
Я чуть не сказал "отдыхай", но это вряд ли уместно говорить человеку, который этим как раз "болеет".
- Да вот, пришел к тебе подумать, - пытаюсь ободряюще говорить я.
- Нужно найти мешающее красоте системы данное, - сказал Эрик.
- Тебе во сне это приснилось? - хмыкаю я, грубее, чем полагается говорит с больным.
Эрик улыбается.
- Наверное.
Я задумался, а Эрик закрыл глаза.
Это кому был совет? Мне или тем, кто ищет лечение для него? Нет, про красоту системы, это мой проект. Может, найти Эрика во сне? Я умею, вы знаете, если читали мою прошлую заметку. С другой стороны, найду я его там и что? Как вернуть его сюда?
Я протянул руку, снова желая коснуться пальцев юноши, но коснулся солнечного луча, который падал в окно на постель так, что казалось, это солнечная колыбель, в которой лежит Эрик.
Я улыбнулся и вышел из комнаты.
***
Не знаю, Аристарх или фраза Эрика навели меня на эту мысль, но придя в НИИ, я знал, как будет выглядеть показательная серия экспериментов, по которой мы будем описывать алгоритм. Алгоритмами мы называем способ прикладного применения нашего открытия.
Я смоделировал компьютерную модель жизни. Он, она, он.
Напишу, как-нибудь, почему именно такая модель самая эффективная для психологических исследований, но не в этой заметке.
Я для них бог, конечно. Они не видят моего воздействия в их созданном раю. Проматываю развитие отношений - они развиваются по законам психологии, и мне неважно, к чему именно они приведут. Для них это настоящие чувства, но для меня это просто показательное исполнение давно известного. Мы пока не знаем, живые ли такие компьютерные модели. Признание живой формой жизни зависит от Лоуджа, он умеет смотреть, есть ли у существа субстанция - источник жизни, вы называете это душой. Именно благодаря ему (источнику жизни, не Лоуджу) не умирают клоны. Мы пока не знаем, как он смотрит. Но господин Каттер - корифей, реши вдруг он признать, что у рыжих нет души - так бы и стали считать. Я утрирую, конечно, другие корифеи не дают самодурствовать, у них круговая порука, но теоретически, остальные корифеи могли бы и согласиться.
Пока считается, что компьютерные модели не живые. Поэтому на них можно учиться, а потом их стирать, удалять. Нецелесообразно их оставлять.
Первая группа моделей пошла по пути многих надуманных романов. Когда она терзает обоих и себя, вспыхивая страстью то к одному, то к другому. Такая система безусловно разрушится. После разрушения этих троих сотрут.
Новые модели, перемотка, она выбирает одного, и пара терзается чувством вины. Отверженный просто несчастлив. Такая система тоже разрушится. И будет стерта.
Снова он, она, он. Она выбирает обоих. Мужчины возмущены. Они, как часто, требуют выбрать. Система разрушится, такая система тоже не нужна жизни. Придется стереть. Я бы хотел оставить ее, но как она будет без них жить?
***
- А если она выбирает обоих, а из мужчин каждый выбирает только ее, без второго мужчины - это пред-система. И в зависимости от того, с каким выбором это станет системой - она разрушится или останется. Это подвешенное состояние, еще не система, - хмыкнул Аристарх.
Я пью заваренные листья смородины, он - медовые цветы. Мы сидим у него в саду. Аристарх на своей пенсии занимается садоводством и копается в книгах прошлого, составляя сборники вечной мудрости. Я рассказываю ему про серии моделей, он комментирует, я рассуждаю вслух, о том, какие варианты возможны. Аристарх снова комментирует. Я говорю с ним, чтобы понять, что является сутью решения, чтобы с частного перейти на общее. Какой выбор кто должен совершить, чтобы жизнь заметила их и не захотела уничтожить?
- То есть, система, это когда элементы взаимодействуют друг с другом на одних условиях? - уточняю я, но, скорее, сам у себя, не у Громулина.
- С одной мотивацией, условия могут быть у каждого элемента свои. Но ответ на вопрос "зачем?" у всей системы должен быть один.
Я задумался так сильно, что даже не помню, как распрощался и ушел.
Но у нас такое бывает, никто не обижается, если гость вдруг внезапно срывается и убегает. Это не считается неприличным. Вдруг сверкнуло озарение или просто кто-то из гениев наткнулся на правильное направление мыслей - нужно, не отвлекаясь, додумать, проверить, записать.
Как часто, после разговоров с Громулиным, я считаю, что всегда знал, какой должен быть результат. Конечно, это квантовая система. Все элементы должны быть связаны. Все элементы системы должны быть интегрированы. А потом, всей системой они должны быть встроены в надсистему. Горсть красоты должна расширяться, разрастаться во что-то большее.
Я снова в госпитале. Только
