грозно и с паникой в голосе. Тяжелое дыхание вырвалось из его груди.
Изольда продиктовала адрес и Гудвин сбросив трубку, побежал по лестнице вниз не дождавшись лифта.
Так же быстро выскочил из здания на парковку. Он ругал себя, что не ответил вчера на звонок. От чего с силой стукнул по рулю и быстро с визгом шины выскочил на дорогу.
Лишь бы была жива…
А теперь до него начало доходить то, что она так боялась. Почему простила то, что невозможно простить.
Она прощалась.
БЛЯДЬ!
Газ до упора и через каких то двадцать минут, он был возле больнице.
28
Где я лежала было тихо. Дикая усталость, будто я несколько дней то и дело, что бегала.
Что происходит в округе, не понимала. Ну что со мной или что будет, спросить не могла. От этой тишины в палате было одиноко.
А кто придет то?
Наташка не может.
Матери плевать, даже если бы она знала, что я тут.
А может операция уже прошла?
Как хочется ее побыстрее пережить.
Голова от этой мысли начала ныть и с каждой секундой сильнее. Я не могу пошевелиться или что-то сделать, даже позвать на помощь не могу. Слезы льются с глаз. Я хочу закричать, от того, что мою голову, будто в тисках сжимают и еще не много и ее раздавят.
До моего слуха стало доходить пиканье прибора.
Датчики?
Я что? В коме что ли?
НЕТ!
Паника в груди стала разрастаться и боль вместе с ней. Я не могу нормально дышать.
ПОМОГИТЕ!
Слышу, как громко хлопнула дверь.
― Вот черт! ― Крикнула женщина. Подошла ко мне и услышала, как она нажала на кнопку, раздался, где-то в дали звон. А через секунду топот ног.
Голосов много не разобрать их.
― Готовьте срочно операционный блок. ЖИВО! ― рявкнул, Аркадий.
ЧТО?!
Сердце забилось так быстро. Я не готова. Не готова. Слезы льются быстро.
― Соня. Послушай. Все серьезнее, чем казалось. Соберись. Ты должна быть сильной. Не бойся ничего! ― Аркадий встревожен. Но говорит четко, без паники.
Я НЕ ГОТОВА! НЕ ГОТОВА!
От сильной паники провалилась, в какую-то темноту. Но с усилием воли вернулась. Запах стерильности. Сразу поняла, что я уже в операционной.
― Аркадий Григорьевич. Там, какой-то мужчина пациентку спрашивает… ― Я дальше не услышала, снова темнота забрала. Но на этот раз выйти из нее было сложнее.
― Соня. Если ты слышишь. То знай. За дверьми операционного блока, ждет тебя мужчина. Он просил передать тебе. Что кот ждет тебя, он хочет, что бы ты знала, что ты не одна. Все будет хорошо. ― Слезы покатились с глаз. Он пришел? Почему? Немного чести для той, кто на одну ночь?
Я хотела улыбнуться, но не смогла…
***
Гудвин сходил с ума. Ходил туда-сюда.
Ему вкратце посветили в то, что происходит с котенком. От услышанного, мужчина потерял покой.
Он не верит в бога, но сейчас начал молиться.
Каждая минута длилась вечностью.
Гудвин и представить не мог, насколько сейчас для него мучительный каждый вздох.
Лишь бы жила.
Напряжение было сильным. Он сбивал кулаки об стену. Он чуть ли не бился головой об стену. Но через час и это начала делать.
Каждый, сантиметр его мышц был настолько напряжен, что стало сводить. Каждый шаг от двери к повороту и обратно был трудным. Словно шел по лезвию ножа.
В голове нет ничего кроме нее. Мужчина пытался думать, о чем нибудь другом. Но ничего не выходило.
Ее смех, как она заливалась, так искренне, не стесняясь. Ее стоны желания… Будоражило кровь, а сейчас заставляло мучиться. Каждое прикосновение его к нему вызывали эйфорию и наслаждение, ему нравилось это, но теперь причиняли боль.
Он боится допустить мысль о том, что ее может не быть.
Он не представляет жизни без нее. Без ее голоса и теплоты.
Он знает, стоит ему улыбнуться и она тает. Любовь в ее взгляде согревала, а теперь это обжигает.
Пусть она ненавидит за то, что он не красиво поступил, даже ужасно, по свински. Это все не важно. Гудвин решил все еще тогда… в субботу.
Соня будет его!
Он знает, что давить на нее нельзя. Нужно осторожно, так и растопит ту ненависть ее к себе.
Она будет моей навсегда!
Как бы ему небыла противна мысль о том, что тогда права оказалась она… Права в том, что котенок смог разбить его сердце.
С каждой секундой проведенной в больнице, он понимал, что ему не нужен целый мир, если в этом мире не будет ее.
Главное пусть живет, а с остальным разберемся.
Мужчина не просто влюбился в нее, он дышит ею.
Он еще не разу в свой жизни не встречал такой, как она. Гудвин уверен в том, что и не встретит.
29
Чувствую себя, будто все-таки поезд проехал по мне, причем, следом за Димой. И топор рикошетом попал. Только флага где то затерялся, а палочки на шее решили сдавить горло.
Пить. Хочу пить…
Пошевелиться я не могу. Тело слишком слабое. Но ощущаю, как мою руку крепко держат.
Кто?
Врач?
Ой… У меня же операция была?
Я…
Темнота забрала.
― Показатели в норме… ― Аркадий Григорьевича голос.
― Меня все-таки прооперировали да? ― Спросила хрипло. Глубоко втянула воздух грудью.
― Ну здравствуй маленький воин. ― Сказал Врач. Стал открывать мои глаза и светить в них фонариком.
― А что случилось? ― Глаза закрыты, открывать их лень. Это слишком затратное занятие.
― Ты не помнишь? Что ты помнишь последнее? ― Пожала плечами.
― Не знаю… ― Прошептала я тихо.
― Ладно. Не трать силы. ― В голосе его радость. ― Поспи. А я сейчас медсестру позову. Пусть в порядок тебя приведет. ― Твоей матери позвонить? ― Уточнил врач.
― Нет.
Снова глубоко вздохнула и погрузилась в сон.
Выспалась… То чувство еще, что идти ни куда не надо.
Открыла глаза, темно за окном. Я привстала и тихо промычала, прикладывая руку к голове. Пульсирует, но той боли нет. Легла обратно. В палате тихо.
Приоткрыла глаза, полу мрак. Шкаф. Кресло рядом с кроватью. Капельница в руке. Коснулась снова головы. Часть заклеена пластырем и перебинтована. Но я облегченно выдохнула. обнаружив заплетенную косичку.
Не лысая…
Задремала.
Но ненадолго. Открылась дверь.
Врач подошел ко мне. Снова смотр на аппаратуру.
Медленно приоткрыла глаза. Смотрю
