бабка Ульяна в синюхинский колодец за водой. Пришла, вёдра закинула, а рядом Лёшка синюхинский игрался, который недоразвитый был, грех говорить плохое, и он у неё что-то спросил по дурости своей, она ему ответила и так разговор между ними завязался. Колька тот слушал их, слушал, смотрел и вдруг как глянет строго на того Лёшку, как взмахнёт рукой и как крикнет «Хана!» Да так чётко крикнул, что бабка Ульяна аж присела. Он же до пяти лет вообще не разговаривал. Ну как не разговаривал? Мычал что-то, путая буквы и тут, на тебе, – «Хана!»
Ульяна домой пришла, всё рассказала и с тех пор Кольку её так и прозвали «Хана»… Вот какие у нас истории случаются. Душевные, свои, родные. А до этого года в четыре стоял тот Колька на крыльце, а под штакетником гуляли козы соседские с козлом. Тот козёл бодал рогами штакетник, мекал, бекал, а Колька смотрел на него, смотрел и вдруг как выдаст: «Дя, иди тпруа!»
– Так он же до пяти лет не говорил. – заметил кот.
– Чётко и ясно не говорил и ежели что вылетало из него, то раз в месяц, а это «Дя, иди тпруа» не совсем чётко вылетело и все долго голову ломали, пока наконец не поняли, что он это козлу сказал! Он же не знал, что тот дядька бодающий штакетник – козёл. Ну, борода у него, рога на голове и глаза человеческие. Вот он и решил, что это просто нестриженный дядька обросший рогами. Иди мол, отсюда, дядька! Ха-ха-ха! Или вот ещё провинциальный случай. Мужик у нас есть один, который каждый день выходит из калитки в одних трусах, смотрит на всё вокруг, в пупке ковыряется, а пузо у него грязное. Всегда грязное. То в пыли, то в саже и за это его прозвали «Грязное Пузо». Все его между собой только так называют, а он сам об этом не знает! Такая вот у нас конспирация, господа хорошие. Так что, тёмная у нас тут жизнь. Куры, гуси, грязь на пузе и козлы. Не то, что в вашей Москве, где с жиру бесятся да с обезьянками в торговых центрах фотографируются. Вы бы у нас козла какого взяли и с ним бы фотографировались, чтобы понять нашу провинциальную Россию…
– Нет уж. Помилуйте, Эммануил Спиридонович. – возразил ему кот. – У нас в Москве своих козлов хватает.
Дружный хохот Форштейна с Панкратием заставил кота улыбнуться.
– Нет, ты слышал, Панкратий? – задорно спросил своего брата Эммануил. – У них в Москве своих козлов хватает! Я так понимаю это вы намекаете на всю вашу элиту, бомонд и шоу-бизнес? Это верно. Тут я с вами полностью согласен. Разве это люди? Разве это мужики? С бородой, с усами, в женских туфлях на каблуках. Одно слово – козлы! Кривляются, красятся, поют невесть что шёпотом, глотая гласные и согласные, а всё началось с того «Евровидения» когда их бородатому козлу, этой конченной Кончите Вурст, первое место присудили… Я вот ещё кое-что припомнил из последнего, то, что на днях надумал да потом позабыл, а сейчас вот снова освежился фонтаном воспоминаний! – Форштейн взмахнул вилкой с утыканными на ней смазявками, словно дирижёр. – Сценка такая.. Может для КВНа какого подойдёт этой осенью или ещё куда – на телевидение в ТНТ, но мне туда и мёртвым не пронырнуть, но, ладно, не суть… Короче. Выходит Байден на трибуну украшенную американским флагом, клюёт носом, храпит, его будят, он просыпается и говорит: « Недавно я обменял наших пленных американских наёмников на других…Кажется это было на Украине. Затем после фуршета с шампанским я в горячке обменял пленных в Аляске вместе с самой Аляской на Сахалин… Когда на 15-й день я опомнился и попросил русских отдать нам Аляску и забрать свой Сахалин, то они отказались, руководствуясь своим законом о защите прав потребителя, а именно на то, что двухнедельная гарантия на возврат закончилась… Обещаю больше не разменивать Америку на мелочи…» А-ха-ха-ха! Здорово, правда?
Панкратий после этих слов слабо хохотнул, а затем сытно рыгнул. Котофей же поднял очи к потолку и грустно выдохнул: «Когда же этого коня свалит наземь смазявочная пища?»
Форштейн же как будто специально разошёлся пуще прежнего.
– Я вот ещё стихов насочинял насчёт этого бегства Чубайса. Не желаете послушать?
– Нет. Не желаем. – ответил за всех кот.
– Тогда слушайте. – Эммануил несколько раз цыркнул, пытаясь выдавить застрявшую между зубов пищу, поднялся из-за стола и с выражением задекламировал стихи о последних оставшихся в живых младореформаторах медленно, но верно бегущих из страны.
Когда он дошёл до момента бегства Чубайса, то кинулся вглубь библиотеки и вернулся с той самой каррикатурой «отца ваучеризации» с тележкой в супермаркете на Кипре.
– …Контролёр щебечет их: «Рюсски здесь ням-ням нихт-нихт».
Достав из широких штанин аусвайс, кричу: « Я ж не русский!
Я свой! Я – Чубайс!»
Так… А дальше я что-то подзабыл… Сейчас… – Форштейн мучительно начал тереть лоб, но вдруг замер и упал на стул, уронив свою физиономию в тарелку с картошкой.
Панкратий удивлённо взглянул на него, икнул и последовал примеру своего братца.
– Слава тебе, Господи и пресвятые угодники! – неистово перекрестился Кощей и глубоко вздохнул с неописуемой радостью на лице. – А ты молодец, котейка…
– А ты бы своим богам молился, а не чужим. – грозно сверкнул на него глазами кот. – Или ты теперь не с нами?
– Прощения просим…Увлёкся…Заразился, так сказать, пребывая в этой тысячелетней атмосфере безбожного убожества или небожества. Как правильно?
– По-всякому правильно. Ну что же, извинения принимаются. – уже мягче сказал кот и, наклонив голову тихо прошептал. – Быстро собираем манатки и сваливаем.
– Тпру-тпру-тпру-у-у… – недовольно замахал указательным пальцем Эммануил, вытащив свою физиономию из миски. – Я так понял, что вы куда-то собрались?
– Он ещё живой! – испуганно вскрикнул Клубок.
– Что значит «ещё живой»? Я как Ленин – живее всех живых… А-а-а, так вы «чёрные риэлторы»! – вдруг осенило Форштейна. – Избу мою решили на себя переписать! Отравили меня, твари?! Думаете я за противоядие на вас родительский дом перепишу?!
– С чего вы взяли, Эммануил Спиридонович? – успокоил его кот. – Это вам послышалось и подумалось. Это всё спьяну, это бывает. Вы просто спите.
– Не послышалось. – возразил Форштейн. – И это не спьяну! Я ещё не пил то́лком. И не сплю я. Не сплю. Я с некоторых пор мысли читаю и ваши тоже прочёл только что, – отрешённо взглянув в окно, он вдруг подпрыгнул. – Про Байдена я вам не рассказал!
– Уже рассказали. – попытался утихомирить его кот.
– Нет. Это другое! Это совсем
