надлежит Царьград взять. Сила у тебя изрядная, в Севастополе флот стоит, корабли новые и вооружены изрядно — самый слабый полсотни пушек на палубах имеет.
— Понимаю, государь. Пока свара всеобщая идет, надо Константинополь брать, и Дарданеллы тоже, чтобы не один флот в пролив войти не смог. А тогда и победу над османами одержать сможем, православные народы от их неволи освободить. Пусть не все — ведь австрийцы с венецианцами свое положение тоже упрочить захотят.
— Еще как, вопрос в одном — как их желания ограничить?
— Есть один способ, государь…
Фельдмаршал Бурхард Миних верой и правдой служил России, а при очередном придворном перевороте положил свою главу на плаху. Помиловали, но его энергия, ум и опыт новым временщикам уже не требовались…
Глава 47
— Кто себя в походе не бережет, ноги до кровавых мозолей натер, али от болотной воды хворает желудком по собственной лени и нерадению — того ослушника палками лупить нещадно. Чтобы другим чухонцам, что русскую речь плохо понимают, неповадно было!
Генерал-майор Петр Александрович Румянцев отличался строгостью к солдатам, однако, несмотря на 32 года, был любим подчиненными, за постоянно проявляемую заботу, и не зря считался одним из лучших русских генералов. Да мыслимое дело, всего за месяц бригаду в дивизию по полному штату развернуть, да сбить батальоны. У него на складах все имущество, обмундирование и вооружение наличествовало строго спискам, ничего не «подгнило» али «истлело», «мыши не погрызли», порох «не залежался». Фузеи в арсенале все смазанные, ни малейшего следа ржавчины — бери ружье и стрельцу давай, только сумку набить надобно бумажными патронами.
Все в порядке потому было, что покойный король Петр Алексеевич и здравствующий его державный сын царь Алексей Петрович строгость немалую проявляли к сохранности и сбережению всего казенного, а любой недочет взыскивали с генералов и полковников, удерживая им жалование. Но это в первый раз наука, а во второй от командования отрешал с понижением в чине. А вот третьего случая уже не происходило — никому не хотелось в руки профосов или полковых палачей попасть, выпоротым быть жестоко, разжалованным в рядовые — да еще поместье могло быть отнято. А интендантов, племя склочное и вороватое, могли и повесить, что частенько демонстрировалось, а «герр Петер» велел одного такого татя протухшей солониной кормить, отчего тот и помер, на глазах полка выстроенного. А потом все старшие офицеры по тухлому куску съели, и блевать побоялись — урок получили незабываемый, но справедливый, и повторного никому не потребовалось, должные выводы моментально сделали.
Отец в молодости долгое время был денщиком у Петра Алексеевича, когда тот еще царствовал на Москве, прошел долгую службу и вместе с «герр Петером» удалился в Ливонию, когда тот королем стал, протестантство приняв. И, как и все сподвижники бывшего самодержца, хранил каменное молчание — так и не поведал ему, что произошло на самом деле между венценосным отцом и царевичем сорок лет тому назад, задолго до рождения его самого. Сказал, что царю, кто бы из них не сидел на Москве, служить нужно верно, а иначе никак, пусть у них и королевство свое, и флаг имеется.
Ливонские полки на самом деле частью русской армии являлись, только форму носили иноземного образца, но упрощенного покроя, без всяких париков пудрой присыпанных, и кружева не дозволялись — чай не бабы, чтобы так наряжаться. Присягу на верность офицеры и солдаты вот уже тридцать лет давали дважды — королю Петру II, и его старшему брату самодержцу Алексею, тоже второго этого имени.
— Никогда бы не подумал, что в войсках запас ратников создать можно, а государь Алексей Петрович мудро поступил, — Румянцев только покачал головой, разглядывая копошащихся на строительстве редутов и рытье траншей солдат. Первыми набор рекрутов стали делать шведы, и опыт этот перенял король Петер, когда московским царем был. А ведь до этого полки либо стрелецкие были, или «иноземного» строя, да «охочих людишек» набирали. А во всех европейских странах солдат на службу вербовали, жалование платили немалое. «Герр Петер» повелел определенное число рекрутов с крестьянских дворов набирать, пожизненной службой государству обязанных. А вот государь Алексей Петрович срок до семи лет сократил, а еще столько же на состояние в запасе отвел, когда уволенный от службы служивый в любой момент мог снова быть на нее призван. А за это до конца жизни от подушной подати освобождался, и землицы на двор ему отводили гораздо больше, чем не служившим соседям, что бывшим солдатам люто завидовали. Потому от желающих царю Алексею Петровичу отслужить честно и верно, отбоя не было, брали только самых здоровых и смышленых. Однако напади враг, войско потери нести будет, а их восполнять нужно, причем лучше матерыми вояками, чем безусыми парнями.
И то было разумно очень — на одних рекрутах силу большую не соберешь, когда война идет, да и готовить их не менее двух лет надобно, пока маршировать и стрелять научишь, а многих и грамоте выучишь. А сейчас армия удвоена, причем за счет людей опытных, уже отслуживших свой положенный срок. Каждый стрелецкий полк, а в дивизии таковых два, раньше из двух батальонов состоял (еще один был из рекрутов, к полевому бою пока не способных), в каждом по шесть рот — четыре стрельцов, по одной гренадер и егерей. Теперь в дивизии перед войной батальонов стрельцов четыре, по четыре роты — три с фузеями гладкоствольными, и одна рота вооружена нарезными штуцерами, именуемая стрелковой.
В дивизии две бригады, в каждой по стрелецкому полку и по батальону гренадер и егерей, но трех ротного состава. Плюс два рекрутских батальона по шесть рот, но те гарнизонами стояли по городам Эстляндии, где новобранцев обучали мудреной солдатской науке. Как война с пруссаками началась, Петр Александрович заметался между Ревелем и Нарвой — собирали по ротам явившихся на службу «запасных». Чухонцы приходили без проволочек, кому охота палок отведать и начет денежный потом выплачивать, так что два стрелецких полка живо укомплектовали, правда, штуцеров на них не имелось. Да батальоны егерей и гренадер пополнили одной ротой каждый, доведя до полного штата. Теперь у него в дивизии три бригады инфантерии имелось, с дюжиной батальонов.
Имелась своя конница —
