мобилизовывались в промышленность. Ну и в сельское хозяйство, конечно – а вариант избежать такой мобилизации был только один: идти учиться в школу-десятилетку. Что привело сразу же к серьезному перекосу в системе образования: десятилетки были буквально переполнены. Не хватало самих школьных зданий, не хватало учителей. И если со зданиями вопрос был в принципе решаемый в достаточно короткие сроки (только за прошедшее лето было выстроено чуть меньше десяти тысяч новых школ), то с учителями стало совсем уже грустно.
Вера, один раз уже через такую ситуацию прошедшая, на очередном заседании Комиссии НТК попросила Валентина Ильича «передать в правительство» ее предложения по решению проблемы. Проверенное временем решение, хотя об этом никто, кроме самой Веры, и не знал…
Верино предложение Валентин Ильич озвучил как раз на «музыкальных посиделках», и – к его удивлению – оно вызвало дружный смех Струмилина, Молотова и Сталина.
– Не пойму, что в этом смешного… – недовольно пробурчал он.
– Не смешного, а радостного, – все еще лыбясь во все тридцать два зуба, ответил ему Вячеслав Михайлович. – В кои-то веки мы смогли что-то умное придумать раньше Старухи!
– И что же вы придумали?
– Вот именно то, что ты нам и предложил от ее имени.
– Лично меня удивляет лишь то, что суммы оплаты она предложила точно такие же, как мы в постановление проставили, – заметил Станислав Густавович, – но мы эти суммы три месяца… четыре высчитывали, а она…
– А она, небось, больше года считала, – поспешил развеять удивление госплановца Иосиф Виссарионович, – что ей еще было делать, сидя дома с грудным младенцем? Вот и насчитала… и теперь я думаю, а не выгнать ли с работы никому теперь не нужного товарища Струмилина?
– Ну и выгоняй, – обиделся Станислав Густавович, – а я тогда устроюсь простым расчетчиком в плановый отдел Химического управления НТК.
– Не дорос ты еще, чтобы у Старухи расчетчиком работать, так что даже не надейся на столь быстрый карьерный рост, – рассмеялся уже Валентин Ильич. – Но вы меня порадовали: я-то думал, что вас придется еще пару месяцев уговаривать… а ситуация с рабочими в промышленности у нас сейчас действительно аховая.
– Не прибедняйся, – недовольно ответил ему Иосиф Виссарионович, – вполне терпимо у нас дела в промышленности идут. Ты летом уже какой, шестой тракторный завод запустил?
– И что? Только в НТК больше половины заводов в одну смену работают, да и то не в полную мощность! Рабочих заводам не хватает катастрофически, а школьники после семилетки стараются в десятилетку идти… кто работать-то станет? То есть если вы постановление свое примете, то, я хочу сказать, с рабочими полегче будет. А когда вы его принять-то собираетесь?
– Там еще немного его доработать нужно, но, думаю, уже в этом месяце мы его примем. Так что готовься уже с ноября пополнение на свои заводы принимать.
– Так изо всех сил готовимся! Одних ФЗУ уже тысячи три выстроили, в некоторых уже набор учащихся пошел. Только я вот до сих пор понять не могу, как это Старуха сумела их так дешево станками обеспечить…
– Не дешево, – отозвался Струмилин, – это только контрактные цены небольшими выглядят. Но у нее в контрактах за досрочное исполнение поставок немаленькие такие премии оговорены… вот немцы и стараются побыстрее все поставки провести. Хотя, если смотреть на реальные наши затраты, то да, цены на станки для ФЗУ получаются приемлемыми: расплачиваемся-то мы по сути отходами нашего химпрома – а сколько они у нас стоят, только Старуха, пожалуй, и знает…
– А Госплан что, даже этого не знает? – удивился Берия.
– Я же тебе говорил: она затраты по-своему считает, и по ее расчетам там все вообще гроши какие-то стоит.
– Кстати, про гроши: я, честно говоря, так и не понял, почему она считает, что каски эти – будь они неладны – недорогими получаются. Ведь как ни крути, пять с лишним тысяч…
– Ну ты уже надоел! Ладно, в последний раз объясняю. Мы, когда безналичные расходы учитываем, считаем, что рабочий при производстве средств производства нарабатывает столько же, сколько и рабочий-табуреточник. То есть… у нас соотношение тяжпрома с легпромом примерно девять к одному, а если с сельским хозяйством считать, то вообще почти двенадцать к одному, и станки и все прочее такой получаются у нас дорогими – если в безналичных деньгах считать. А она считает, что любой рабочий нарабатывает ровно на свою зарплату в наличных рублях – что и я считаю правильным – и у нее цены получаются в двенадцать раз меньше. Я бы тоже так считал, но вот директора в промышленности категорически такой метод не приемлют: одно дело отчитываться, что твой завод произвел продукции на десять миллионов, и другое – что на девятьсот тысяч… Так что если те же каски по ее методике оценивать, то она уже не пять тысяч стоит, а всего восемь сотен. И две трети от этой суммы – это цена напрасно сжигаемого на электростанциях угля! Но когда Глеб эту проблему решит…
– Я помню, ты уже говорил.
– А я вот раньше этого не слышал, – сообщил Иосиф Виссарионович. – Но я думаю, что… если ты считаешь способ Старухи верным, то мы на него и перейдем: нам же неважно, на сколько миллионов завод продукции произвел, нам важно, сколько штук этой продукции он изготовил. Слава, Валериан уже совсем плох, так что давай ты проект постановления о переходе на новую форму учета промпродукции составишь. Только, пожалуйста, без этих твоих финтифлюшек!
– Без финтифлюшек не получится, там же придется в обязательном порядке и методики расчетов внутренней цены продукции, которую заводы для собственных нужд производят, расписать так, чтобы места для злоупотреблений не оставить.
– Ну… этот вопрос ты с Лаврентием обсуди, он у нас по злоупотреблениям большой специалист! Месяц тебе на подготовку… а заодно подумай, кого вместо Валериана на Госплан поставить можно. Да знаю я, тебе даже предлагать должность не стану: мне в таком случае придется с тобой по три раза в день матерно ругаться.
– Вознесенского?
– Я против, – мимоходом заметил Лаврентий Павлович.
– Это почему? – удивился Сталин.
– Старуха… давно еще говорила, что его лучше сразу расстрелять и не мучиться. Причины своего мнения не сообщила – точнее сообщила, но я сделал вид, что ее вообще не слышал –
