же обещал.
Анкер улыбнулся, продолжая держать в ладони ее руку. Хотел спросить еще что-то, но внезапно насторожился. Слух уловил тихие, как будто крадущиеся шаги за дверью. В его команде даже кряжистый топтун умел ходить совершенно беззвучно. Еще не успев до конца додумать мысль об этом, он обернулся и увидел, как кто-то резко распахивает дверь. И инстинктивно, не раздумывая, закрыл спиной Селину, одновременно нащупывая в камзоле одну полезную штучку.
Но что бы он ни говорил Селине, его реакция все еще не была так хороша, как прежде. И разъяренный бургграф, ворвавшийся в комнату, успел на долю мгновения раньше. Рука с высоко занесенным клинком влетела прямо в голову Анкеру. Он успел только порадоваться, что в висок ударило не острие, а рукоять, когда перед глазами сначала вспыхнули искры, а потом все резко потемнело. Чудом ему удалось остаться в сознании и нанести ответный удар, но тот был слабым и лишь мазнул бургграфа по скуле. Соперник попытался нанести еще один удар, но на этот раз Анкер перехватил его руку, и они сцепились.
Он рассчитывал, что ему удастся быстро уложить бургграфа если не за счет силы, то с помощью ловкости и боевого опыта, но драка вышла нешуточной, будто его оппонент был не изнеженным аристократом, а бывалым бандитом. Анкеру удалось подловить момент и провести захват за горло, но уже начавший задыхаться бургграф сделал рывок и крепко приложил их обоих о стену. Из легких выбило воздух, захват ослабел, и локоть бургграфа полетел прямо в солнечное сплетение Анкера.
В животе взорвалась боль, а в ушах раздался крик Селины.
Глава 19
Два в одном
Вода, кругом вода.
Я лежала на дне, придавленная морской толщей, и не могла пошевелиться. Родная стихия вместо того, чтобы ласково перебирать волосы и нежно гладить тело, обхватила со всех сторон и сжала, обернувшись невыносимой тяжестью. Впервые в жизни я чувствовала себя под водой в ловушке.
Попыталась сделать глоток и не смогла. Воздух не захотел покидать легкие. Вода продолжала давить на грудь, будто надеясь силой выжать его.
Казалось, это длилось вечность. Или, по крайней мере, так долго, что я привыкла. И даже удивилась, когда хватка воды ослабла. Сквозь нее попытался пробиться какой-то звук, но до меня дошел только неразборчивый гул. Я зажмурила крепче глаза, надеясь, что он утихнет, но тот только нарастал, снова и снова назойливо пробираясь в уши. Пока в очередной раз звуки неожиданно не сложились в знакомое слово.
– С-е-л-и-н-а.
Это же мое имя. Кто-то зовет меня.
Нет, не хочу ничего слышать. Пусть лучше вода продолжает давить. Не хочу ничего вспоминать, ничего чувствовать, кроме привычной, безопасной тяжести.
– Сели-и-ина.
Голос продолжал звать меня. И он был… знакомым. А когда я его узнала, он стал еще громче и сильнее. Если раньше мне казалось, что он доносится откуда-то сбоку, теперь звук был повсюду. Я почувствовала, как он пробрался за спину и начал толкать меня, словно пытаясь поднять со дна. Сначала мягко, но со временем все более настойчиво.
– Селина.
Две противоположные силы боролись. Вода давила сверху, а голос толкал снизу. Пока я наконец не сделала выбор, полностью отдавшись во власть зова. Давление воды тут же прекратилось.
Я открыла глаза и поняла, что сижу на кровати, а напротив стоит Анкер и вкладывает что-то горячее мне в руку.
Было сложно поверить, что это не очередной сон. И я сомневалась, пока он не притянул мою ладонь к своему лицу и не пошутил, что у привидений не бывает щетины. Я засмеялась, и от этого смеха будто завибрировала всем телом, так, что внутри лопнула туго натянутая нить.
Потом Анкер подхватил меня на руки и понес прочь из ненавистной комнаты, и с каждым его шагом пустота в груди заполнялась пенящейся радостью. Пока в кабинете я не разглядела темные круги у него под глазами и ставшие еще более острыми скулы. И внутри снова появился страх, но впервые за долгое время не за себя, а за кого-то другого.
Я так внимательно разглядывала Анкера, что не заметила, как распахнулась дверь и в кабинет ворвался бургграф. Вообще не поняла, что происходит, когда Анкер неожиданно вскочил и повернулся спиной. Только потом увидела руку с кинжалом, но мужчины уже начали драться, а я замерла, пытаясь уследить за их движениями. Когда Анкер смог схватить бургграфа сзади за горло, я ликовала. Но длилось это долю мгновения, потому что в следующий момент бургграф бросился к стене, ударив Анкера спиной об стену, а потом приложил локтем в живот. Так сильно, что тот сполз по стене и упал, перестав двигаться.
И тут я не смогла сдержать крик. Звук, вырвавшийся из моего горла, был таким чужим и страшным, что я сама испугалась. Бургграф обернулся на меня. Его лицо раскраснелось, на скулах играли желваки, из рассеченной брови по виску текла струйка крови. Глядя на него, я поняла, что если ничего сейчас не сделаю, то он убьет Анкера.
Поэтому я запела.
Взгляд бургграфа остекленел. Сам он замер в полуобороте: голова обращена на меня, а руки все еще держат Анкера.
Свадебная песнь лилась быстро, ритмично, жестко, растеряв в моем хриплом голосе всю нежность и певучесть. Теперь в ней страх перемешивался с яростью, надежда с обреченностью, любовь – с ненавистью.
Когда я взяла длинную высокую ноту, бургграф вздрогнул. Его взгляд сфокусировался на меня и снова стал бешеным. Меня пробрало жутью, но я собрала последние остатки храбрости и не стала останавливаться. Продолжала петь, и когда он обернулся окончательно, и когда быстро рванул в мою сторону. Только крепко зажмурилась, жалобным полувсхлипом выплевывая очередной звук.
Грубые жадные руки должны были схватить меня спустя мгновение. Но ничего не происходило.
Я замолчала, открыла глаза и тут же, вздрогнув всем телом, отпрыгнула в сторону. Потому что лицо бургграфа было так близко, что, качнись я немного, мы столкнулись бы носами. Его руки с растопыренными пальцами почти впились в мои плечи.
Только несколько мгновений спустя я поняла, что бургграф не шевелится. Он застыл живой скульптурой посреди кабинета и, кажется, даже не дышал. По крайней мере, его грудь не двигалась в такт дыханию. Осознав это, я тут же бросилась туда, где должен был лежать Анкер.
Он привалился спиной к стене и тяжело, хрипло дышал. Но главное – был жив и в сознании. Я тут же начала хватать его
