Но именно сейчас чувствую — насколько мне дорога эта девочка.
Глажу её по волосам.
— Я напугался за тебя.
— А я за тебя, — шепчет она.
— Иди ко мне, — не открывая глаз подвигаюсь я.
Кушетка широкая…
Тяну её к себе. Скинув обувь, молча ложится рядом, поверх одеяла.
Мы сплетаемся пальцами. Мне тяжело дышать ровно от её близости. Её лицо чуть ниже, носом касаюсь брови.
— Спасибо, что приехала.
Молча прикасаемся кончиками пальцев, заново изучая друг друга. Это так наполняюще, что и близко не может сравниться с тем, что у меня было с девушками "до". Концентрация моих ощущений в совершенно непривычных местах. В груди! Но это так круто, что всё остальное просто отступает на задний план. Но… и "другое" тоже нехило будоражит!
Неожиданно я припоминаю кое-что еще и вспыхиваю от жгучего чувства ревности. Поднимаю ее лицо за подбородок, заглядывая в глаза.
— Ты про кого там заикнулась, м, Усинова? — рассерженно хмурюсь на неё.
— Кого? — растерянно.
— Кому там слишком наглый фейс подправить надо?
— Кому? — округляются её глаза.
— Я тебе губу откушу… — вцепляюсь зубами на мгновение в нижнюю. — Если узнаю.
— Да Сэм! — возмущённо.
— А ему башню собью!
— Кому — ему?! Аа… — щеки покрываются румянцем. — Дурак ты, Решетов!
Ложится обратно, пряча лицо у меня на шее.
— Поняла меня?
— Да поняла, поняла… — фыркает от смеха она.
— Смешно? — продолжает бомбить меня.
— Есть немного. Никто мне больше не нравится! — шепчет она.
— Коза… — целую её в нос, а потом сжимая щеки пальцами, в деформированные "рыбкой" губы.
Выкручивается, снова утыкаясь губами мне в шею.
Моё сердце оглушающе стучит. И я произношу то, что рвётся из него.
— Ася… — глажу губами висок.
Это так сложно произнести, оказывается. И совершенно невозможно промолчать.
— Я люблю тебя.
Мы снова соприкасаемся кончиками пальцев, нежно скользя подушечками друг по другу.
— Сёма, а я тебе принесла кое-что, — бормочет она. — Но боюсь отдать.
— Что?
— Послание.
Хм…
Нажимает что-то на своём телефоне и прикладывает мне его к уху.
Там мамин голос. Он дрожит, я слышу всхлипы: "Сёмочка… я тебя очень люблю… даже если ты вырос… Прости меня!"
Рывком сажусь на кушетке, придерживая рукой Асю, чтобы не улетела. Меня переворачивает изнутри неожиданной бурей чувств. Там и боль, и обида, и одиночество, и много чего, с чем, мне казалось, я давно справился. Но не справился. И не справляясь сейчас, боясь разрыдаться при Асе, задыхаясь залетаю в ванную комнату, запирая за собой дверь. Сползаю по стене вниз.
Прижимая ладони к лицу, зависаю взглядом на стене. И дышу… глубоко…
— Сём?! — стучится Ася. — Прости меня, пожалуйста. Я — дура.
— Всё нормально, — едва справляюсь я с голосом. — Ты поезжай… поздно уже. Я один хочу побыть.
— Сём, ну, пожалуйста!
— Ася, уезжай! — рявкаю я.
Не хватало еще при ней вот это вот всё… не ребенок ведь уже.
Потом я слышу, как они говорят с врачом. Он ругает ее.
Трындец. Она то тут причем? Но никаких сил подняться, выйти и вмешаться нет. Я сейчас отдышусь и позвоню ей.
Ася уходит…
И только через несколько минут, я догоняю, что её телефон остался в моей руке.
Ася
На спортивной площадке большая тусовка.
— Как Сэм?! — наперебой начинают расспрашивать меня ребята.
— Нормально… ну… пришёл в себя.
— А ты?
Киваю, забывая, что в таких случаях отвечают.
Стою, расстроенно заламывая свои пальцы. Не получается переварить ситуацию.
Врач сказал, что нельзя было ничего такого сообщать. Что может давление подскочить и вообще…
От того, что Сэм прогнал меня, не желая видеть, так больно внутри. Влезла, куда меня не просили!
Сколько бы мы не ругались, я всегда чувствовала связь с ним, а сейчас словно она разорвалась. И я опять совсем одна во всем мире.
— Агния, садись, рассказывай, — давит мне на плечи, Макс. — Ты что как неродная? Как Сэмчик?
Слепо оглядываю их лица.
Я и есть народная… И вообще мне здесь не место.
— Нормально, — опять повторяю я.
— Ты с Сэмом? — задаёт мне вопрос кто-то из толпы.
Я ненавижу этот чат, и эту ставку. И деньги мне эти нафиг не нужны. Но как теперь это всё остановить?
— Отстань от неё, — присаживается передо мной Рафаэль.
— Или с Рафом? — выкрикивает еще кто-то.
— Тебе что — больше всех надо? — осаживает крикуна Кислицын. — Не твоё дело.
— Устинова, шли их обоих! — еще кто-то из толпы со смешком.
Наверное из тех, кто поставил на меня.
Мы смотрим с Рафаэлем друг другу в глаза.
— Хочешь, я сломаю эту игру прямо сейчас? — тихо. — Я придумал способ.
— Ради меня? Нет, не хочу. Это ваше болото, живите в нём как хотите.
Закрываю лицо руками.
— Тебе нехорошо?
Пожимаю плечами.
— Пойдём, я тебя провожу?
— Да, есть кому проводить, Дагер! — оттягивает его за локоть Макс.
Они начинают ругаться между собой.
— Не надо меня провожать, Раф, Макс, не ругайтесь.
Мне отчего-то становится так тяжело и невыносимо на душе, что я не то, что находиться среди них не могу, я вообще здесь больше не могу находиться.
Не потому что они какие-то плохие, нет. Наоборот. Просто моё ощущение инопланетянина сильно сейчас обостряется, рождая необъяснимую социофобию и чувство неуместности.
