за старостой в дом.
— Уговаривай, — ткнул рукой строста на стоящую, скрестив на груди руки, женщину.
Старую женщину. Зара!
— Не хочет, понимаешь, сопливые носы подтирать, стирать тряпки ссаные. Что ты там ещё говорила? Пердёж детский нюхать? Ор слушать?
Хван явно вышел из себя ещё до моего прихода. Но Единый! Зара, что же — не хочет идти к нам смотрящей? А я-то себе навыдумывал…
— Ещё суп из шкурок. Суп из куриных шкурок забыл, — подлила в огонь масла Зара. — Сказала, что не пойду к ним. Ищи другую дуру дюжину ртов кормить, столько же жоп подтирать.
— Да чего там подтирать? — сквозь зубы прошипел Хван. — Они сами всё. Смотри, какой пацан вымахал. И девка там взрослая — пятнадцать годов.
— Четырнадцать, — робко поправил я.
— Не суть, — зло зыркнул на меня Хван. — Двое взрослых почти, и не одного сосунка. Всё сам умеют. Ты только смотри за порядком…
— И нюхай пердёж, — грубо вставила Зара. — Раз взрослые, пущай сами справляются. Не имеешь права меня выгонять. Не пойду.
— Скажи ей, — рявкнул на меня Хван. — Марге что, в тягость было вас нянчить? На печи сплошь лежала. Жратву небось ту и то себе сами варили.
Но я, вжавшись в стену, только хлопал глазами. Мол, страшен гнев старосты так, что дара речи лишился.
— Да я лучше за овцами прибирать буду. И то лучше работа, чем за шушерой безродной глядеть, — вклинившись, спасла меня Зара.
— И кто тебя туда возьмёт, рухлядь старая?! — не выдержал потерявший терпение Хван. — Без пайки с голоду сдохнешь! Работница…
— Не твоя забота, — выплюнула в ответ бабка.
Но Хван уже распалился донельзя и, покраснев рожей, орал, никого не слушая:
— Ничего не умеешь! Никому не нужна! Сказал, к сиротам пойдёшь! Значит пойдёшь!
Вот только нашла коса на камень. По всему видно, что отчего-то не боится его наглая бабка.
— То сейчас не нужна, — ехидно прищурилась Зара. — А три года назад очень даже нужна была. Да, поросёночек? Или забыл уже всё? Ну так я и напомнить могу.
Хван застыл. Красная морда надулась — того и гляди сейчас лопнет. Сказать ничего не может, ртом хлопает.
— Пошёл вон!
Вырвавшиеся из горла Хвана слова обращались ко мне. Не задумываясь, я дёрнул к двери. Распахнул её и стрелой вылетел из избы, едва не сбив по пути так и не усевшегося обратно на приступку Крага.
Так вот оно что! Хван тоже к Заре ходил, когда та молодкой была. И не знает никто. За яйца она его держит — есть у бабки управа на старосту. Потому и не боится. Потому и не пойдёт к нам, раз не хочет сама.
Спасены!
* * *
Не разбираюсь я в людях. Молодой ещё, глупый. Увидел беду, где её и в помине нет. Вот не боялся бы Зары прихода, полез бы я в нору? От мысли сразу стыдно становится. Да нет! Полез. Точно бы. Я в первую очередь Маргу спасал. Не спас только вот. Утром проводы бабушки были.
Краг прав. Не стоит малышне на такое смотреть. Короткое слово старосты — Хван сегодня уже успокоился — напутственная молитва к Единому, заунывно протянутая одним стариком — настоящего жреца у нас нет в деревне — и завёрнутое в старую тряпку тело закинули в гущу трясины. У нас с этим просто. Не Град, где говаривают, покойников провожают, что свадьбу справляют. Был человек — и нет его. Только пузыри на жиже болотной остались, и те ненадолго.
Когда всё закончилось, Хван отвёл нас с Веей в сторонку. Я думал, меня одного отзовёт, чтобы наказ дать молчать про вчерашнее, но староста, видно, решил, что туповатый малец ничего из слов Зары не понял, или счёл, что и так буду держать язык за зубами из страха.
— Из бригады уйдёшь, — тоном не терпящим возражений приказал Вее староста. — Будешь по дому работать, пока Марге на замену кого-нибудь не найду. Будешь ей помогать, — перешёл взгляд свинячьих глаз на меня. — Пайки лишней не выделю. Говорят, ты удачливый сборщик. Вот и хватит вам.
Я кивнул, как и Вея чуть раньше.
— Разведёте бардак — накажу. Младших больше работать заставлю. Сейчас, считай, почти за так вас кормим. Нахлебники…
И, презрительно сплюнув под ноги, Хван махнул нам — идти.
— Это он не на нас злится, — шепнул я названой сестре.
Что-что, а про Зару, отказавшую старосте, что к ней раньше захаживал, я уже Вейке всё рассказал. Она тоже должна знать, что бояться нам этой противной бабки не нужно. Не придёт она к нам. Да и никто не придёт — некем больше заменить Маргу. Теперь мы сами себе хозяева. Новая тяжёлая жизнь начинается. Впрочем, когда она лёгкой была?
Прощай, бабушка! Спасибо тебе за всё. Дальше сами мы.
* * *
Хоть и царит эти дни грусть в землянке, а с уходом Веи из бригады всё у нас дома ладно: и еда в срок сготовлена, и вода всегда есть, и постирано всё, и чистота, что внутри, что снаружи. Малышня вся, словно на год-другой разом выросла. Не шалят, помогают, чем могут, на работе стараются. Со спокойной душой по утрам ухожу. Знаю, что в надёжных руках наш дом. Одно плохо — без дополнительной пайки сборщика наша проголодь настоящим голодом обернулась. Не хватает еды.
Делать нечего — пришлось Вее часть тайны открыть. Рассказал ей, что Такер учил меня силки ставить. И верёвка под это дело имеется. Мол, могу попытаться дичь какую поймать и по-тихому домой принести. Мелким скажем, что один неравнодушный охотник нам помогает. Коли не удержат языки за зубами, так хоть на меня беду не наведут сдуру.
В общем, к капкану, что у меня на крупняк стоит, прибавился силок небольшой, из обычной верёвки состряпанный. Только не на Дикой земле его выставил. Там меня, ни птица, ни мелкий зверёк не дождётся — к утру всяко хищники мою добычу сжуют. Здесь, на нашем берегу, у куста черновики пристроил. Это нам эта ягода чересчур терпкой кажется, а фазаны её уважают. Вторым же днём изловил цветастого петуха. Ощипал. Перья — в топь, тушка — в тюк с травой.
Хольгу предупредил — если поймают, вся вина на мне. Хоть силком изловил, хоть простой палкой сбил, закон у нас в этой части строг — охотиться только охотники право имеют. И подспорники с разрешения старших. Нарушителей плети ждут. Но силков вокруг посёлка и без моего расставлено вольниками без счёту. Есть правило: наткнулся на чужую
