Медленно повернув голову, Бондарь уставился на круг слепящего электрического света и произнес:
– Ее отпускают, я остаюсь.
– Куда отпускают? – сардонически расхохотался Председатель. – К акулам? Вплавь? На яхте нет ни одной шлюпки, моторка покоится на дне. Я же предупреждал, Женя. Путей назад нет. Только вперед. – Он ткнул пальцем в южном направлении. – Родина ждет.
Оставшиеся в живых корейцы засмеялись, хотя и не слишком весело. Ухмылялись даже те, которые отведали бондаревского ножа. Лишь мертвые хранили безразличное молчание. Покосившись на них, Бондарь вдруг понял, что должны были испытывать гладиаторы, стоящие на залитой кровью арене. Их победа всегда оказывалась на проверку химерой. Избавляясь от одних врагов, ты приобретаешь других. А небесные судьи только и ждут повода показать опущенные вниз большие пальцы.
– Не бойся за меня, Женя! – крикнула Лиззи, делая отчаянные попытки вырваться. Казалось, ее удерживают не грязные мужские руки, а щупальца гигантского осьминога.
– Это было недоразумение, – обратился Бондарь к черному силуэту на крыше ярко освещенной рубки. – Вы погорячились, я тоже. Мы оба погорячились.
– Ты подал мне отличную идею, – обрадовался Председатель. – Слыхал русскую поговорку про клин, который клином вышибают? Так вот, Женя, горячие головы остужают чем-нибудь таким же горячим. Как тебе мой парадокс?
Не понимая, о чем идет речь, однако подозревая, что ничего хорошего от выдумок Председателя ожидать не приходится, Бондарь поспешил сменить тему:
– Зачем вам Лиза? Пусть спускается в каюту, а я хоть сейчас стану к штурвалу. Хватит на сегодня приключений. Вашим парням требуется перевязка и отдых.
– За них-то я не переживаю, – пробормотал Председатель, вальяжно спускаясь по трапу на палубу. – А вот твое ближайшее будущее представляется мне не слишком радостным, Женя. Видишь эту штуковину? – Председатель осклабился, постукивая по ладони длинной полированой палкой полутораметровой длины. – Такими дубинками когда-то забивали котиков на лежбищах. Потом расскажешь, каково приходилось бедным животным. Если очухаешься. Повернись-ка ко мне спиной, Женя, и опусти руки по швам. В противном случае даме твоего сердца перережут глотку.
– Без проблем, – пожал плечами Бондарь, выполнив требуемое.
Это была та самая хорошая мина при плохой игре, которая не дает покоя романистам. «Иногда, – невесело подумал Бондарь, – ничего иного не остается. Только делать хорошую мину при проигранной партии».
– Женя! – прозвучал тревожный окрик Лиззи. Почти одновременно на беззащитный затылок Бондаря обрушился чудовищный удар, сваливший капитана на палубу.
«Хорошо, что не в висок», – промелькнула мысль в готовом отключиться мозгу. Но это была глупая и даже нелепая мысль – ничего хорошего не происходило и не предвиделось.
Глава 22Без одной минуты смерть
На пустынной площадке собралось около ста человек, среди которых Бондарь узнал тех, кого считал своими заклятыми врагами. Компания смотрелась весьма колоритно, однако озирающийся по сторонам Бондарь искал взглядом Лиззи, и только Лиззи.
– Изнываешь от нетерпения? – спросила шикарная дама, поигрывая хрустальным мундштуком со вставленной сигаретой. – Ничего, скоро ты встретишься со своей шалавой. Вот только обрадуешься ли ты этому?
Дама сказала что-то еще, но ее голос утонул в грозной музыке, доносящейся из-за спины. Бондарь обернулся и обнаружил прямо за собой жерло туннеля, из которого он появился. По толпе, наблюдавшей за ним, прокатился невнятный шум.
– Где она? – закричал Бондарь.
– Какой ты рассеянный сегодня, – хихикнул похожий на медведя бородатый чеченец. – Оглянись-ка еще раз, – предложил рыжий тип с непомерно толстой шеей.
– Разуй глаза, – грубо посоветовала черноволосая гречанка в окровавленной тунике.
Бондарь зачарованно повернулся вокруг оси. Туннель исчез, сменившись заснеженным эшафотом. На нем не было ничего, кроме брезентового полотнища, скрывающего очертания загадочного неодушевленного предмета. Достигая приблизительно метровой высоты, предмет напоминал конус с округленной вершиной.
Нет! Бондарь задохнулся от предчувствия беды. Возле брезента валялись пустые канистры и ведра. Сюда носили воду. Зачем она понадобилась на скованной морозом горной вершине?
– Ты когда-нибудь присутствовал на открытии памятников? – насмешливо спросил Председатель, сменивший светлый френч на черный, как у Фантомаса.
Бондарь вздрогнул. Он вдруг понял, что находится на эшафоте. Памятник. Изваяние. Ледяная скульптура.
Когда он стал подниматься по ступеням, зрители стали подзадоривать его одобрительным гулом, свистом, улюлюканьем, жидкими аплодисментами.
– Тебе предоставляется право снять покрывало, любимый, – печально молвила Тамара Галишвили. – Мой Бонд, Джеймс Бонд. Я предчувствовала, что ты променяешь меня на другую женщину, но не предполагала, что это будет так скоро и так больно. Теперь твоя очередь испытать боль. Извини.
– Вздор, – прохрипел Бондарь. – Мне не бывает больно. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
– Тогда иди и смотри, любимый, иди и смотри.
С трудом переставляя негнущиеся ноги, он подошел к брезенту и наклонился. Собственная тень была черной, как силуэт летучей мыши, агонизирующей на белом листе. Приподняв брезент, Бондарь всмотрелся в черты женского лица, проступающего сквозь ледяную глыбу. Прозрачная оболочка была довольно тонкой и, наверное, хрупкой. Но разбивать ее было поздно. Замерзшей Лиззи ничто не могло помочь, ничто. Она спала. Спала вечным сном.
Бондарь опустился на колени и поцеловал ледяные уста.
– Интересно, о какой спящей царевне толкует твой дружок? – спросил прохаживающийся по кают-компании Председатель. Успев сменить светлый френч на черный, он походил на работника похоронной конторы. Его тень перепрыгивала со стены на стену, повторяя движения пошатывающейся фигуры. Словно огромный ворон кружил по комнате. Ворон, заполучивший долгожданную добычу.
Не ответив, Лиззи уронила голову на грудь, изображая обморок. Говорить с Председателем было не о чем. Все, на что была способна Лиззи, – это сожалеть о своей беспечности. Ей было стыдно и горько. Ее схватили сонную, беспомощную, не способную оказать достойное сопротивление. Но разве это оправдывало Лиззи в глазах Бондаря? Из-за нее он оглушен и связан. Как же теперь помочь ему – любимому мужчине, пожертвовавшиму собой ради нее, Лиззи Браво? Она искала способы и не находила их. В руках Председателя не было оружия, однако добраться до него Лиззи не надеялась. Не случайно же ее и Бондаря усадили на кресла и крепко-накрепко привязали кусками каната сантиметровой толщины: руки – к подлокотникам, ноги – к стальным трубчатым ножкам. Туго перетянутые запястья Лиззи набухли и посинели, растертые лодыжки саднили и, похоже, кровоточили. За левым ухом пульсировала, набухая, шишка, и каждый резкий поворот головы вызывал тупую боль, сопровождающуюся тошнотой.
