запасниками библиотеки.
— Зиновий Теодорович, — обратился начальник ИЦ к пожилому толстяку, сидевшему за деревянной, как на сельской почте, загородкой, — Выдайте молодому человеку материалы по его списку. И, будьте добры, рабочее место ему организуйте! Полагаю, дня три он у нас прогостит, раньше ему все-равно не управиться.
При последней фразе я невольно покосился на заботливого майора, но злорадства на его лице не заметил. Посчитав свою миссию выполненной, он, не дожидаясь моей благодарности, развернулся и потыкав пальцем на кнопки электрического замка, покинул пахнущую бумажной пылью преисподнюю. А я в ней остался. Испытывая не самые веселые чувства.
— Проходите, юноша! — позвал меня к себе за барьер Зиновий Теодорович и мне ничего не оставалось, как шагнуть туда, мысленно передернувшись от беспросветной тоски.
— Давайте, что там у вас? — старик Коробейников от МВД СССР протянул руку за бумагой, которую я безо всякого сожаления отдал ему.
— Вы, молодой человек, присаживайтесь покуда, вам придется немного подождать! — добродушный подвальный мужичок неопределенного возраста указал мне на стул, а сам, как лесник среди деревьев скрылся за высокими до потолка металлическими шкафами.
Через двадцать минут я уже разбирал первую стопку принесенных из глубин хранилища материалов. На столе передо мной их было уже более четырех десятков, а хранитель пыльной макулатуры все приносил и приносил новые папки. Мне стало намного грустнее, чем в ту секунду, когда я, спустившись в этот склеп, испытал первый приступ непреодолимой тоски и безысходности. Безысходности из этого чертова подвала.
До семнадцати тридцати я самоотверженно отбывал повинность в подвале информ-центра УВД. Успел отработать двадцать три учетных материала. Поначалу я хотел было смалодушничать и изначально отсеять психов-извращуг, которые уже были сильно преклонного возраста. Но здравый смысл и самодисциплина возобладали. То непотребство, что неизвестный мерзавец сотворил с трупом гражданки Рылеевой, был способен учинить и самый немощный старик. Поэтому добросовестно изучал всё подряд. В семнадцать тридцать я разогнул спину и вежливо распрощавшись до завтрашнего утра с Зиновием Теодоровичем, покинул его подвал.
В Октябрьский РОВД я прибыл за двадцать минут до того, как закончилась вечерняя оперативка в отделении уголовного розыска. Все эти двадцать минут я простоял в коридоре у подоконника, мысленно зачеркивая в своей молодой жизни завтрашний день. Дождавшись, когда из двери потянутся опера, я вычленил Гриненко и Гусарова и ссылаясь на волю Захарченко, подталкивая, перенаправил их в свой закуток.
— Вы, чего, рожи-то кривите? — сразу наехал я на оперов, как только затолкал их в свой кабинет, — Я вас, что, картошку на своём личном огороде сажать припахал? — задал я справедливый вопрос хмурым работникам сыска.
— А кому от этого легче, что это не твой личный огород? — не менее справедливым вопросом по-еврейски ответил мне Гриненко, — Весь угол теперь три дня будет по твоей прихоти район перепахивать! На хера такая радость? А нас с Борей вообще с наших территорий сорвали тебе в помощь. Ты же сам понимаешь, что всю эту работу, которую ты в поручениях указал, можно было бы, не торопясь за месяц проделать! И результат был бы тот же.
Я молчал, давая операм возможность выпустить пар. Понять Стаса с Борисом было можно. Как и всех прочих сыскарей РОВД, которым капитан Захарченко только что накрутил хвоста. И судя по изрядной нервозности Гриненко и Гусарова, накрутил очень качественно. Теперь я не сомневался, что, начиная с завтрашнего дня, уголовный розыск, проклиная и матеря меня самыми последними словами, будет не менее качественно перепахивать район. Будет его перепахивать! Как за страх, так и за совесть. Молодец Захарченко!
— Чего тебя так надирает, что ты весь угол раком ставишь? — начал выдыхаться Стас, — Она, эта Рылеева, родня тебе что ли?
— Если бы дело было только в том, что она моя родня, то был бы такой шухер?! Стал бы Виталий Николаевич в ущерб раскрытию прежних баранок, всех районных оперов в это дело впрягать? — доставая из сейфа бутылку «Столичной», задал я встречный вопрос, — Чтоб вы знали, дело я возбудил по краже авторучки у начальника судмедэкспертизы. Кража авторучки! А вас всех, с нераскрытых убийств, разбоев и грабежей на него сорвали. И мне задачу поставили за пять суток того урода найти! Водку будете?
Стас с Борисом сочли вопрос риторическим и молча забрав стаканы с чайной тумбочки уселись на свободные места. Удовлетворённо кивнув, я достал из стола свой персональный стакан и два яблока. Процесс пошел.
— Если не твоя, то чья она родственница? — вслед за водкой закинув в рот дольку яблока, все же решил выяснить Борис.
— Не знаю! — честно ответил я и разлив по второй, уже менее честно добавил, — Думаю, что она родня какой-то шишки из райкома партии. Дергачеву оттуда непрерывно названивают. Завтра в ИЦ весь день архивы отрабатывать буду, а потом заеду к родственникам Рылеевой. Допрошу на предмет ее недоброжелателей. Может, на почве личных неприязненных кто-то ее труп изуродовал. Но это вряд ли.
— Почему? — не согласился Стас, — Увела у кого-то мужика, вот пострадавшая и ампутировала ей то самое место!
— Не верю я в это! — мотнул головой Боря, — Не каждая баба ночью в морг решится зайти! А, если бы и решилась, то баба лицо изуродовала бы!
— И еще замок. Он хоть и хлипкий, но вскрыть его тоже суметь надо. Мужик сможет, а для женщины это проблематично, — вторил я Гусарову.
— Ну и какие у тебя версии? — теперь уже Гриненко взялся банковать, разливая водку, а Боря принялся кромсать второе и последнее яблоко.
— Либо патологический псих, либо просто конченая мразь из знакомых персонала, — пожал я плечами, — И для нас с вами лучше было бы, чтобы это был не псих. Психа мы за пять суток, точно, не найдем! И за год тоже не найдем. Если только я в архиве похожего случая не обнаружу.
— А нам что делать? — уже спокойно поинтересовался Стас, — Захар сказал, что мы с Борей поступаем в твое распоряжение и работаем по отдельному плану.
Вторую половину бутылки мы допивали под мой монотонный инструктаж. Все же не зря я проторчал полдня в подвале ИЦ. На руках я имел шесть сто двадцать шестых форм на всех санитаров морга. Включая тех двоих, с кем успел сегодня пообщаться. Из шестерых судимы были четверо, а из этих четверых, как
