Знаев подвигал челюстью и тихо ответил:
— Хорошо.
Хотел еще что-то сказать, но не стал. В принципе, он никогда не умел спорить с матерью.
Именно в эту секунду — когда, по логике всего произошедшего, сказанного и услышанного, он должен был развернуться и уйти, — ему вдруг захотелось остаться. Восемь лет подряд он завтракал вот за этим столом, вот в это окно смотрел, как утренние солнечные лучи гладят московские крыши, вот из этой чашки пил чай с молоком, вот в этом тостере (подарок тещи на пятилетие свадьбы) поджаривал хлеб; внимал новостям, глядя вот на эту плазменную панель (подарок Горохова на сорокалетие). От больших и маленьких предметов, вещей и механизмов протянулись невидимые нити, опутали, повлекли — он едва не увяз. Только одной нити, самого главного энергетического жгута не ощутил: со стороны собственной бывшей жены. Поискал, напрягаясь, задействуя всю свою гиперчувствительность, — бесполезно. Мать его ребенка не хотела, чтобы он был здесь.
Посмотрел на Камиллу — она отвернулась — и пошел прощаться с сыном.
Виталик тихо сидел перед ящиком, где хранил особо ценное свое добришко: солдатиков, колченогих роботов, героев американской мультипликации и разнообразное пластмассовое стрелковое оружие, с двух метров неотличимое от настоящего. Банкир потрепал мальчика по голове и сказал:
— Сломали твоего Бэтмена, да?
— Это не Бэтмен, — возразил сын. — Это Сорвиголова.
— Похож.
— Да. Он тоже супергерой.
— Супергерой. Отлично. Ты хотел бы быть супергероем, да?
Виталик подумал и сказал:
— Иногда мне хочется. А иногда — нет. Супергерои все очень одинокие. Скучно быть одиноким. А тебе?
— Может, я и есть супергерой.
Мальчик весело рассмеялся:
— Какой же ты супергерой?
— А что, не похож?
— Нет.
— Я, — сказал Знаев-старший, помолчав, — никогда не понимал одного: чем супергерой отличается от простого героя?
— У супергероя, — поучительно сказал сын, — всегда есть какие-нибудь суперспособности. Например, человек-паук умеет по стенам лазить и паутиной выстреливать. Сорвиголова — слепой, но ориентируется еще получше тех, у кого глаза есть…
— А Супермен — летает, — догадался Знаев и вытянул вперед кулак.
— Ну да. Есть даже целые команды супергероев. Люди Икс, или Фантастическая Четверка… Это долго рассказывать, папа. В общем, ты не можешь быть супергероем, потому что у тебя нет суперспособностей. Ты самый обычный человек.
— Это точно, — пробормотал банкир.
После паузы Виталик осторожно спросил:
— Ты уезжаешь, да?
— Уезжаю.
— А когда опять приедешь?
— Завтра.
— Я сегодня вас всех подвел, — грустно сказал сын. — Испугал. И тебя, и маму, и бабушку. И дядю Германа. Я не знаю, как уснул. Смотрел телик — и глаза сами собой закрылись. Я больше никогда так не буду.
— Тебя никто не винит. Но если ты решил поспать — надо открыть форточку. Особенно летом.
— Мама не разрешает мне открывать окна и форточки. Боится, что я вниз упаду.
— Тогда скажи маме, чтобы она… Хотя нет, ничего не говори. Я все сам скажу. Ты кондиционер включать умеешь?
— Умею, но мама говорит, чтоб я без нее ничего никогда не включал. Только телевизор. Она за меня боится. Она говорит, что я у нее один.
— Она правильно говорит.
— Ты, папа, все время мне повторяешь, что мама все правильно говорит и все правильно делает. Почему ты тогда не живешь с мамой? Если она все правильно говорит и делает, значит, она хорошая. И вам надо жить вместе.
— Скоро мы будем жить вместе. Вот увидишь… Жди меня завтра, хорошо?
— Знаю я тебя, папа, — укоризненно сказал младший Знаев. — Ты всегда говоришь: «Завтра». А приезжаешь через неделю. Вот у нас в школе, если кто-то хочет что-то пообещать, он дает слово пацана. Можешь дать слово пацана, что завтра приедешь?
— Могу, в принципе. Только ведь я, сынок, не пацан. Я взрослый.
— Ну и что? Вон дядя Герман тоже взрослый. Но он дал слово пацана, что осенью мы полетим в Лондон, на футбол. «Челси» смотреть или «Манчестер юнайтед».
Знаев собрался было нравоучительно заметить, что дядя Герман — типичный пацан, а никакой не взрослый, но подумал и сказал:
— Даю слово пацана, что завтра вечером заеду.
Виталик просиял:
— Спасибо, папа.
— Счастливо, сын. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже.
Когда он нажал кнопку лифта, сзади подошел Жаров.
— Пойдем покурим.
Банкир кивнул.
Жаров критически оглядел ступени пожарной лестницы. Кряхтя, уселся. Поставил рядом свой шлем, задымил очередной сигаретой, задумчиво изрек:
— Мамка твоя — суровая женщина.
— Ага, — равнодушно ответил банкир.
— Вчера так бухали, так бухали… — пожаловался электроторговец. — До шести утра. Фейерверки запускали. Башка раскалывается. С утра полез за пивом — хрен там. Нету пива. Собрался ехать в поселок — тут звонок сестренки. Примчался, думал у соседа твоего взять — то же самое. Нету, говорит, пива. На рожу вроде приличный дядька, а пива нету. Или есть, но зажал, гад…
— Есть у него все. Зажал.
— Жлоб, значит.
— Нет, не жлоб. Но пиво зажать может.
— Я так и понял. Кстати, девчонку твою всю ночь вспоминали. Как она Анжелу — в нокаут!.. Это песня!
— Ты зачем ей звонил? Девчонке моей?
Жаров насупился.
— Прости, Знайка. Не смог с собой совладать. А тебя что — задело?
— Может, и задело.
— Лучше б тебя задело то, что час назад случилось. Лучше б тебя задело то, что мама твоя сказала… Она ведь все очень правильно сказала. Это тебе знак, брат. Бросай куролесить. Иди и помирись с Камиллой. Сейчас. Я поеду за пивом — а ты иди мириться. Я приеду с пивом — чтоб вы уже помирились! И вместе сядем пиво пить. Здорово я придумал?
— Наверное, — вежливо ответил Знаев и все-таки посмотрел на часы. — Но у меня дела. Срочные.
Жаров смерил его злым взглядом.
— Дела? Срочные? В воскресенье, в восемь вечера? Не гони мне, Знайка. Понял я твои дела. Еще вчера. Когда ты ко мне в дом пришел, в обнимку с малолеткой. Послушай меня, брат. Только внимательно послушай… С бабами путаться — это не твое. Я это умею, а ты — нет. Оставь это мне. Тебе же лучше будет. Рыжая, конечно, чувиха сладкая, я тебя где-то хорошо понимаю… Но в семье тебе будет лучше. Ты не ходок по бабам…
— Зато ты у нас большой специалист.
