Я оглянулась и увидела в окне Чарли: он сидел на диване и наблюдал за нами. Неожиданно он показался мне совсем маленьким, я увидела в нем того веснушчатого мальчишку, который сидит и послушно поджидает свою сестру. Я не могла не думать о том, что он согласился отпустить меня так сразу, не споря и не задавая лишних вопросов. Интересно, думала я, что он знает о том, что случилось много лет назад с Тесс. Я его об этом никогда не спрашивала.
— Джош, — начала я, подойдя к нему, но сохраняя дистанцию.
— Розмари, — отозвался он.
— Ты видел, кто убил сороку?
Он оскалился, обнажив прямые зубы с налетом никотина.
— Да, видел, конечно.
— И ты скажешь мне, кто это был?
— Думаю, вы и сами знаете.
— Хорошо.
Было довольно холодно, и я сложила руки на груди. Солнце уже успело сесть за холмы.
— Так, значит, это все-таки был ты? Рыскал тут вокруг дома.
Он вдруг сплюнул на землю.
— Вы так говорите, будто я делал что-то дурное.
И тут я вышла из себя.
— Пошел ты к черту, Джош. А как еще это называть — мертвая птица, прибитая к двери, мертвый опоссум на пороге, а? Чего в этом хорошего, может, объяснишь?
— Пожалуйста. Я просто хотел попугать вас немножко. Это шутка, не больше.
— Интересно, зачем? Если без дураков?
Он старался не смотреть мне в глаза. Пялился на крышу дома, где за нами наблюдали, устроившись на дымовых трубах, сороки. Ответ его явился для меня совершенным сюрпризом. Он произнес это так тихо, что сначала я сомневалась, правильно ли его поняла:
— Вы знаете, я очень любил вашего дедушку. Он был для меня как отец.
— Что ты сказал? Ты любил дедушку?
Тут он все-таки посмотрел мне в глаза, и лицо его покривилось.
— Я тут с ним только один и остался. Вы ведь все бросили его на эту сиделку, Сьюзан. А я приходил к нему каждый день.
Он ткнул себе большим пальцем в грудь.
— Я, понимаете? Меньше занимался работой, конечно, но ведь он для меня был важнее всего. А вы все оставили его тут одного умирать.
Кровь ударила мне в голову.
— Это неправда, что ты несешь? Я была с ним очень близка.
— Да, вы были с ним близки, когда-то. Ведь он мне все об этом рассказывал. Про то, как вы с ним набивали чучела. Как перестали приезжать после того… после того, как она умерла. Вы и вся ваша семейка. Это разбило его сердце. Знаете, я наблюдал за вами со стороны… вы были большой и счастливой семьей. В тот вечер, когда вы меня пригласили, я не первый раз подглядывал за вами и не последний, конечно. Но когда она умерла, вы просто перестали сюда приезжать. И он стал приглашать меня, давал мне теплую одежду, кормил. И я вдруг перестал быть человеком, который смотрит со стороны. Вы просто все бросили. И его бросили.
— Разве не понимаешь, как это было для нас тяжело? Для моих родителей? А от меня мало что зависело. Но я все-таки вернулась в Новую Зеландию, чтобы быть рядом с ним.
— Да не очень-то рядом. Он говорит, что не узнает вас больше. Что он бы хотел, чтобы вы оставались маленькой девочкой и он мог бы с вами разговаривать.
Я вспомнила, что, когда я была с ним незадолго до его смерти, он то и дело заговаривал о прошлом, когда я была еще маленькая, еще до Тесс. Мы говорили и про мои занятия таксидермией в Лондоне, но как я там жила, он не спрашивал. А я не рассказывала: о чем можно было говорить? О своих неудачах в личной жизни? О татуировках? О том, что я винила себя в смерти Тесс, как, впрочем, и он тоже?
— А он когда-нибудь говорил про нее? Про Тесс?
Джош опустил голову.
— Нет, в общем-то, никогда. Он не сразу сказал мне, что в тот день отослал ее в город, прошло много времени, когда он сообщил мне об этом. Потому что винил во всем себя. Сначала он вообще не хотел говорить об этом, тем более со мной, но когда он понял, как сильно я ее любил…
— Так ты, выходит, любил ее.
Я не могла удержаться от насмешливого тона.
Он бросил на меня решительный взгляд.
— Да, любил, очень любил.
— Брось трепаться, она ведь была еще совсем ребенок. Ей было только шестнадцать лет… А ты был уже взрослый парень. Нашел с кем связаться.
Он смотрел на меня во все глаза и молчал. Потом пожал плечами.
— Действительно, нашел с кем связаться. Но не знаю… Она произвела на меня такое впечатление… Голова закружилась. Я очень в нее влюбился. Это было какое-то опьянение.
— Джош, это было двадцать лет назад. Теперь у тебя жена. Семья. Разве они для тебя ничего не значат?
— Конечно, значат, — проворчал он. — За кого вы меня принимаете? При чем здесь Тесс, вы что, ничего не поняли? Эта девушка… она для меня как наваждение. Я до сих пор вижу ее, как живую, все время, постоянно. Особенно с тех пор, как умер Перси и я узнал, что все вы хотите избавиться от фермы.
Он закашлялся.
— И от меня тоже.
Услышав это, я чуть не задохнулась.
— Что ты мелешь, ты хочешь сказать, что в самом деле видишь ее?
— Я хочу сказать, что видел, как она гуляла в холмах. Смотрела, как я работаю. Видел ее в башне.
— В башне, значит. И поэтому тоже суешь туда нос? Спишь там или еще чем занимаешься?
— Сплю? Не-е. Просто иногда поднимаюсь наверх и разговариваю с ней. Рассказываю про вашего дедушку. Про все, что он мне обещал, и про то, что, как приехали все ваши, все коту под хвост.
— А матрас? Это что, для тебя возможность предаваться ностальгии, устраивать себе вечера воспоминаний? О том, как вы там в последний раз…
Я не стала продолжать. Не хотелось говорить об этом.
— Ну, да, ведь здесь я в последний раз видел ее живой. Мы с ней были счастливы. Пока не пришли вы.
— А что там ты говорил про какие-то дедушкины обещания, что он тебе обещал?
— Что ферма останется, как она есть. Что у меня всегда будет работа. Что дом этот будет все равно что мой собственный. Но, думаю, на самом деле он и не думал ни о чем таком, когда писал завещание.
— Конечно, не думал. Не болтай чепухи. Это собственность нашей семьи, уже много поколений. С какой стати он будет оставлять его тебе?
Джош молчал.
— Ты заходил в дом, когда я была здесь, верно? Это ты переставил в тот день гуйю?
— Я просто следил за порядком. Заводил часы. Ну, и все такое.
— И заодно пытался запугать меня, чтобы я уехала, так, что ли?
Он снова пожал плечами.
— Я уже сказал, это была шутка.
