трусики девственницы! — сентенциозно заключил он, закончив осмотр.
Некое романтическое видение мимолётно пронеслось в моём мозгу, лишь только я представил себе то, о чём невзначай упомянул командир. Но видение это тут же бесследно исчезло. Если и есть место романтизму на подводной лодке, то только самой его малости. На смену некоему воображаемому утончённому образу пришла суровая реальность. Передо мной стоял коренастый, плотный, лоснящийся от пота мужик в бледно-голубых трусах, шлёпанцах на босу ногу, с красной коробочкой ПДУ на боку и серым вонючим полотенцем на шее. Он сейчас мало походил на того статного флотского офицера, капитана второго ранга, командира грозной подводной лодки, каким я знал его прежде. Впрочем, мы все сейчас мало походили на себя прежних и вид имели приблизительно такой же.
Боевая рубка на подводных лодках нашего типа — не место для многолюдных сборищ. Металлический стакан около двух метров в диаметре, набитый различным оборудованием: посередине — чёрное жерло шахты перископа, рядом — трап наверх и тут же — люк вниз, в центральный пост. Относительно комфортно здесь может ощущать себя один человек. Двоим уже тесно. Если появляется третий, то лучше не двигаться: неминуемое соприкосновение с влажным немытым телом соседа вызовет не самые приятные ощущения. Но замполита это, похоже, не сильно беспокоило. Поднявшись из центрального поста, неуклюже повернувшись, он склизко отёрся и буквально размазал меня по стенке. Ещё телодвижение — и я намертво припечатан его широкой спиной к пробковой обшивке рубки. Видимо, зам так и не приметил меня, потому как в таком положении мне пришлось пробыть довольно долго — пока он рассказывал командиру какой-то очередной свой бородатый анекдот. И лишь когда мне стало совсем невмоготу, я захрипел и затрепыхался, зам приметил меня, ослабил давление и отлип. Тут наконец мне на выручку пришел командир — он дежурно посмеялся и спешно отправил замполита вниз с заданием произвести ревизию остатков продовольствия в провизионке и снять пробу со стряпни кока, которую тот приготовил на ужин. Лишь когда зам ушёл, я смог вздохнуть полной грудью.
— Ну что, минёр, отдышался? Давай теперь сам командуй! Погружайся на 100 метров и объявляй ужин. Ты сейчас командир… а я передохну.
Сказав это, командир самоустранился, присел на буй-вьюшку в сторонке, достал из-за трубопровода гидравлики потрёпанную половинку журнала «Наука и жизнь» и углубился в чтение. Он часто таким образом тренировал вахтенных офицеров, давая им возможность испытать себя на разных должностях и в разных условиях. И, хоть вид его сейчас выказывал полное равнодушие к происходящему, понятно было, что ситуация находится под полным контролем.
С некоторым душевным волнением, но внешне бодро и решительно я приступил к делу, принялся выкрикивать необходимые в данном случае команды:
— Центральный, опустить перископ, выдвижные устройства! Осушить трюма, выгородки, продуть баллоны гальюнов! Бортовые моторы — средний вперёд! Боцман, погружаться на глубину 100 метров с дифферентом пять градусов на нос!
С мягким шипением поехала вниз бесконечная стальная сигара перископа, скрываясь в чёрном жерле шахты. Палуба качнулась и стала медленно клониться вперёд. Ожила и, качнувшись, поползла вниз стрелка глубиномера. Пошли однообразные доклады об осмотре отсеков. Глубина двадцать, двадцать пять, тридцать… Командир, а за ним и я, задраив за собой нижний рубочный люк, спустились в центральный пост.
Командир и здесь, устроившись поудобнее в кресле, демонстративно самоустранился, продолжив чтение. Но никаких особых усилий предпринимать уже не требовалось. Управление погружением со стороны командира подразумевает произнесение твёрдым голосом ряда известных команд, а дальше всё движется как по накатанной. Каждый знает свои обязанности, дело делается.
На темечко освежающе закапала морская вода, я с наслаждением размазываю её по шее и лицу. При подходе к заданной глубине стрелка глубиномера замедляется, боцман постепенно отводит дифферент. Палуба выравнивается, и можно уже стоять на ровной поверхности. В отсеке — деловитая тишина, изредка прерываемая клацаньем клапанов при перекладке рулей глубины и докладами из отсеков.
— Центральный! Глубина сто метров! — по очереди доложили первый и седьмой.
— В центральном глубина сто метров! — вторит им боцман.
Всё, погружение остановлено. Рули глубины приведены в горизонт. Лодка бесшумно движется во мраке, рассекая глубины океана.
— Стоп, моторы! Товсь, двигатель эконом-хода!
— Акустик, прослушать горизонт!
— Команде произвести малую приборку! Приготовиться к ужину!
Ну вот вроде и всё, приказание выполнено, зачёт успешно сдан. Но командир не спешит вновь взваливать на себя груз командования подводной лодкой, продолжает чтение, видимо, не на шутку увлёкшись.
Зашустрили щётками по пайолам приписанные к центральному посту матросы — трюмный и торпедный электрик. Ещё один матрос протирает влажной фланелькой поверхности приборов, маховики, краны и изгибы трубопроводов. Каждый день перед завтраком, обедом и ужином на корабле производится такая пятнадцатиминутная малая приборка. Раз в неделю, в субботу, сразу после завтрака начинается большая приборка и продолжается до обеда. Такой распорядок позволяет содержать корабль в чистоте и порядке без особых усилий.
С камбуза поступает доклад о готовности ужина. Тут же в центральном посту появляется доктор Ломов и идет контролировать раздачу. Никто не получит ни грамма еды, пока доктор собственноручно не проверит чистоту бачков, посуды в отсеках и лично не убедится, что у дежурных бачковых чистые руки. От Ломова мы узнаём, что на ужин будет отбивная из воблы в соусе «а-ля кебаб», гороховая запеканка со шпротами и хрустящими криспами и десерт из топлёного шоколада. К чаю будут поданы изумительные глазированные шоколадом сухари. После озвучивания меню мне захотелось отлучиться и потошнить.
Но приём пищи на этот раз не состоялся и все вышеперечисленные изысканные блюда оказались невостребованными. Впрочем, никто об этом особо не переживал. Очередной доклад акустика заставил командира встрепенуться и отложить разлохмаченную половинку журнала. На выходе из залива началось интенсивное движение.
И вот командир уже сам склонился к «Каштану» и отдаёт команды:
— Акустик, классифицировать контакт!
— Учебная тревога!
— Штурман, развернуть БИП, приготовиться наносить данные на планшет!
— Механик, что у нас с батареей?
— Торпедный электрик, приготовить систему к вводу данных!
— Начальник РТС, быстро посмотреть гидрологию, определить глубину слоя скачка!
— Батон! Пошёл на хер! Не до тебя теперь, дружище!
Последнее было сказано коту Батону, привычно запрыгнувшему к командиру на колени.
Мне же, как обычно, когда начинается самое интересное, приходится покидать центральный пост и спешить в свой отсек. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь, по тревоге моё место именно там. С надеждой я смотрю на командира — может, оставит постажироваться ещё, — но нет, ему уже не до меня. Сейчас необходимо быстро определить курсы и скорости целей, классифицировать их. Если окажется, что
