я имел это в виду.
— Тогда почему ты до сих пор скрывал от меня что-то подобное?
— Однажды я пытался сказать тебе. Ночью в домике на дереве. Ты сказала, что все, что произошло в прошлом, не имеет значения.
— Я думала, ты говоришь о связях с другими девушками. — Она вскидывает руки вверх, затем надевает туфли и хватает сумочку.
— Что? Я ни с кем не встречался с тех пор, как мы с тобой начали тусоваться.
Она меня даже не слушает. Я практически вижу, как ее мысли вертятся в ее голове. — Я не могу в это поверить. Вайолет была права.
Я не знаю, что сказала обо мне Вайолет, и не уверен, что хочу это знать.
— Не уходи. — Я встаю и беру ее за руку, прежде чем она успеет убежать. — Все произошло так быстро. В одну минуту мы переписывались по электронной почте о физике и хоккее, а в следующую минуту я не мог насытиться тобой. Я не сказал тебе раньше, потому что в глубине души, думал, что всегда делал это для себя, а не для него.
— Тогда скажи мне одну вещь.
— Что угодно.
— Если бы Лиам никогда не хотел пригласить меня на свидание, а я не проявила бы к нему интереса, ты бы хоть раз посмотрел на меня дважды? — Ее голос стальной, а глаза полны непролитых слез.
— Я не знаю.
Она грустно улыбается и кивает, затем направляется к двери.
— Не уходи. Пожалуйста?
Она не останавливается.
— Дейзи, подожди, — говорю я. — Я тебя люблю. — Слова вылетают прежде, чем я успеваю их обработать, но я сразу же понимаю, что они правдивы.
Ее тело замирает. Я задерживаю дыхание и жду ее реакции.
— Ты меня не любишь, — говорит она.
— Да, — настаиваю я. — Может быть, это началось по совершенно неправильным причинам, но я люблю тебя.
— Нет. Это не любовь. Этого не может быть. Я никогда не смогла бы полюбить кого-то, кто мог бы сделать что-то настолько жестокое.
Мое сердце распахивается, когда она хлопает дверью моей спальни. Я бросаюсь за ней, добираясь до нее, когда она собирается сделать то же самое с дверью в коридор. Рукой я останавливаю дверь. — Мне очень жаль. Я должен был сказать тебе раньше.
— Да, ты должен был это сделать. Или, может быть, просто оставил меня в покое.
— Пожалуйста, не уходи. Ты мне нужна.
— Нет. Я тебе не нужна. Ты притворялся, что нуждаешься во мне, помнишь?
Лиам поднимается по лестнице. Он смотрит на нас широко раскрытыми глазами и поднимает руку в предварительном приветствии. — Привет.
Дейзи вытирает слезы со щек и поворачивается к нему лицом. — Ты можешь подвезти меня домой?
Я начинаю двигаться перед ней. — Дейзи, пожалуйста…
— Нет, — говорит она, отказываясь смотреть на меня. — Я больше не хочу ничего слышать. Я просто хочу пойти домой.
— Позволь мне отвезти тебя.
— Все еще пытаешься удержать меня от него? Она тихо смеется. — Не волнуйся, после сегодняшнего вечера я больше никогда не хочу никого из вас видеть.
Лиам смотрит на меня, и я киваю. Он выходит за дверь первым, и она наконец смотрит на меня. — Она сказала, что ты уничтожишь меня.
Слова Вайолет пронзают меня, и я хочу опровергнуть их тысячу раз, но слова сейчас звучат слабо, учитывая все обстоятельства.
Она шепчет четыре последних слова, вырывая мое сердце из груди. — И она была права.
30
ДЕЙЗИ
К среде все следы дождя и пасмурной погоды исчезли, и на их месте ярко и насмешливо светит солнце. Я натягиваю подушку на голову. У меня кончились слезы, и это очень плохо, потому что на этот раз мне хотелось бы плакать и кричать, а не быть застенчивой и тихой Дейзи.
Дома всё так же. Я не видела и не разговаривала с Вайолет с вечера субботы. Джейн и Далия проверяют меня минимум раз в день, но я выхожу из комнаты только в кампус. Вайолет либо в своей комнате с закрытой дверью, либо ее нет дома. Больно ссориться с ней вот так, но после всего, что произошло в субботу вечером, у меня нет сил слышать, как она говорит: ‘Я же тебе говорила’.
С Джорданом я тоже не разговаривала, хотя он написал сообщение и, должно быть, приходил к нам домой, потому что вчера, вернувшись с занятий, я нашла на пороге коробку конфет. Никакой записки (думаю, он решил, что дюжины сообщений с “Прости меня” будет достаточно), только целый ряд конфет на заправочной станции дальше по улице. Коробка теперь засунута мне под кровать вместе со всеми остальными вещами, с которыми я не знаю, что делать. Как мое сердце.
Я встречаюсь с Далией внизу, чтобы пойти в кампус. В этом семестре у нас вместе урок психологии.
— Привет, — приветствует она меня тем же тоном, которым вы могли бы говорить, приближаясь к раненому животному.
— Привет. — Мы начинаем идти по тротуару. — Спасибо, что прислала свои заметки за понедельник. Мои были в полном беспорядке. “Как и я.”
— Пожалуйста. Как дела? — Она единственная, кто знает о Джордане. Я столкнулась с ней, когда пришла домой в субботу вечером, и сломалась, как только увидела ее. Мне нужно было кому-нибудь рассказать, чтобы перестать надеяться, что это был всего лишь плохой сон.
— Хорошо. Ужасно. Зависит от минуты.
Хоккейная команда уехала из города на выездную игру, но это не мешает мне представлять его на каждом углу, пока мы добираемся до центра кампуса. От каждой темной шевелюры и задом наперед кепки у меня учащается пульс и скручивает желудок. Он повсюду и нигде, и я не могу решить, что более разрушительно.
— Ты уже говорила с Вайолет?
Я не отвечаю, но бросаю на нее пронзительный взгляд — это все, что ей нужно.
— Ей тоже больно. Тебе следует поговорить с ней.
— И услышать, как она расскажет мне, в чем она была права? Нет, спасибо.
— Ну давай же. Ви бы этого не сделала.
Я не совсем уверена. Даже не уверена, что не заслуживаю этого. Я думала, что то, что у меня было с Джорданом, сильно отличалось от того, что было у нее с Гэвином. Неприкасаемо даже. В этом проблема влюбленности. Она заставляет вас чувствовать себя непобедимым. Или, может быть, в этом вся проблема, когда ты влюбляешься в кого-то вроде Джордана.
Когда занятия заканчиваются, я задерживаюсь в кампусе, избегая дома. Я иду в книжный магазин и осматриваюсь, но товар «Вэлли Хоккей» напоминает мне о
