жертвой кораблекрушения. Когда ты оглядываешься по сторонам, когда ничего не видишь, кроме бескрайнего океана. Когда тело наполняется, нет, не голодом, не жаждой, и даже не истощением. Тело наполняется страхом.
Сжав пальцы в замок, впившись ногтями в кожу, я сидела на старом кресле и точно так же, как умирающий в океане вслушивался в жалобные крики чаек, я вслушивалась в звуки вокруг, в голоса врачей, в скрип, исходящий от дверей, в шаги, которые то ускорялись по коридору, то замедлялись. Все это слилось в одну страшную какофонию, заставляющую замирать сердце.
Не знаю, сколько прошло времени до и после. Но когда пришел Витин отец и моя мама, мне показалось, закончились сутки.
– Врач сказал, что сорок минут назад его привезли, – сказал Олег Николаевич. – Я пойду узнаю, что там и как. В регистратуре мне сказали, травмы у него не серьезные. Переломы, но к счастью, жизненно важные органы не пострадали. Рита, – он присел на напротив меня на корточки, и улыбнулся. У них с Витей была одинаковая улыбка. Будто на меня смотрел не Олег Николаевич, а сам Витя, только спустя много лет. Мои губы дрогнули, с глаз покатились слезы.
– Милая, ну что ты, – обеспокоенным голосом произнес Шестаков-старший. – Он же поправится. Он вон, какой сильный у меня. Все будет хорошо, ты давай, убирай эти слезы. Мы еще внуков планировали дождаться с Лидой. – Дядя Олег посмотрела на мою маму, и подмигнул ей.
А я еще громче заплакала.
* * *
Тишина больничной палаты меня угнетала. Воздух пропитался спиртом и запахом хлорки, после того, как уборщица полчаса назад здесь помыла полы. И, несмотря на то, что это была вип-палата, тут не было никакого уюта, разве что цветок на подоконнике, но и он казался, каким-то засохшим, словно держался из последних сил.
Родители уехали относительно недавно, а мне врачи разрешили остаться в палате с Шестаковым до утра. Врач сказал, с Витей все будет хорошо: ушибы пройдут, кости срастутся, через пару месяцев он будет бегать и вероятно, позабудет об этой аварии как о страшном сне. Но я все равно не могла заставить себя успокоиться, перестать переживать.
Я присела на табуретку рядом с кроватью, мой взгляд скользнул к рукам Вити, они были покрыты царапинами. Незначительными, и скорее всего, не глубокими. Но они были и от этого хотелось выть волком.
А когда его ресницы дрогнули, когда он неожиданно открыл глаза, я замерла, не в силах перестать на него смотреть. Из горла вырвался тихий стон, секундный порыв – и моя рука уже коснулась его руки. Мы быстро переплели наши пальцы, словно так и должно быть, словно мы – единое целое. Это было безумно нежно, почти невесомо, но я вновь ощутила тепло его рук, увидела свет в непроглядной тьме.
Пальцы у Вити были слегка шершавыми, он медленно шевелили ими, будто пытался рисовать узоры на моей руке. И от каждого такого узора, у меня едва не разрывалось сердце.
Если бы не подушки безопасности, этих прикосновений бы не было.
– Врач сказал, тебе повезло. – Прошептала я, сдерживая слезы.
– Ты… никуда не уйдёшь? – он говорил так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы различить некоторые слова.
– Нет, – облизнув дрожащие от волнения губы, ответила я. – Никуда не уйду. Я буду здесь сегодня, завтра и… всю жизнь. Так что отдыхай, а я буду держать тебя за руку.
– Я… – он громко выдохнул и умиротворенно закрыл глаза. – Так люблю тебя.
– Я тоже, – прошептала тихо я. Эта фраза, подобно яркой вспышке, рвалась наружу вот уже который час. Мне так хотелось, чтобы Витя ее услышал, мне было просто необходимо озвучить ее вслух. Иначе не знаю, в груди бы случился микровзрыв. И только сказав столь важные слова, мне стало легче. Будто упал груз с плеч, будто легкие наконец-то наполнились кислородом. – Тоже очень люблю тебя, Витя.
Глава 44 - Витя
Я открыл глаза, но тут прищурился: в палату из окна попадали слишком яркие солнечные лучи. Тело ныло, словно по мне проехался асфальтоукладчик. Виски пульсировали, сухость во рту стояла такая, будто я не пил вечность. Но когда мой взгляд скользнул по маленькой светлой комнатке, и остановился на Рите, внутри все замерло.
Она сидела, вернее, спала, на табуретке рядом с моей кроватью, продолжая держать меня за руку. Не легла на диван, так и уснула на стуле, согнувшись возле кушетки. Ее волосы рассыпались по плечам и белой простыни постели, ее аккуратные, припухшие алые губы слегка подрагивали.
Рита выглядела чертовски милой, совсем как в детстве. Беззащитная. Хрупкая. Невинная. Моя Рита напоминала ангела, который по случайности оказался на земле. Не сдержавшись, я улыбнулся.
«Все должно быть хорошо», – мысленно давал я себе установку, вспоминая слова Димы. Теперь мы вместе, и пускай на одной моей руке гипс, да и на ноге тоже, это еще ни о чем не говорит. Я обязательно придумаю, как ее защитить. Я не смог ничего сделать в детстве, затем в юности, но теперь все иначе. Больше я не позволю никому навредить ей.
Пока я любовался спящей Марго, в дверь неожиданно постучали. Стук видимо разбудил Риту, потому что она резко подняла голову, и стала протирать глаза. Я снова улыбнулся, на сердце было так тепло, там будто поселилась весна.
– Можно? – раздался мужской голос. Я перевел взгляд на дверной проем и удивился, увидев Диму. Он явно тоже не ожидал подобного, даже кажется, растерялся на мгновенье. Затем прикрыл за собой дверь, подобрался и прошел к дивану.
– Дима? – воскликнула Рита, подскочив со стула. – Ты… ты чего тут…
– Да я… – он перевел на меня взгляд, в котором так и читалась просьба помочь выкрутиться из ситуации. Я усмехнулся, тоже блин, супермен из девяностых, который не в состоянии придумать отмазку.
– Сюрприз, – произнес я, полагая, что прозвучало в какой-то степени глупо.
– Чего? – Рита пригладила волосы, но заспанный вид никуда не ушел. Ее щечки до сих пор были слегка розоватыми, а губы настолько манили, что мне вдруг захотелось ее поцеловать. И боль отступила, и пульсация в висках. Вот что творят женщины! Вернее желание быть с ними. С ней. С моей единственной.
– Дмитрий звонил тебе, – откашлялся я, заметив мобильный Марго на тумбе. –
