Иди умойся. Сзади брюки порваны. Надо заштопать.
Парень посмотрел на брюки, потрогал рваное место, молча поднялся и пошел в ванную. Кристина проводила его удовлетворенным взглядом.
В ванной комнате Валентин посмотрелся в зеркало, снял грязную рубашку и помылся до пояса. Вытерся и подумал, все, пора уходить, глупо ждать Юлию, чтобы еще раз сорвать на ней зло. Зачем? Это унижает его. Надо уходить.
Причесал волосы, подхватил рубаху и шагнул за двери. Кристина сразу поняла его намерения, подскочила к нему и на ходу сочинила:
– Только что звонила Юлия. Сказала, что уезжает из города. Надолго.
Валентин выслушал и поморщился:
– Скатертью дорога. И пускай не возвращается.
Кристина облегченно вздохнула, она не собиралась упускать свой шанс:
– Ты куда собрался? Дай-ка мне сперва заштопать твои штаны. Не сверкать же голой задницей. Да и рубаху заодно приведу в порядок, – она выхватила рубаху из его рук.
Он минуту раздумывал, смотрел на девушку, потом решительно расстегнул ремень. Кристина не успела опомниться, как Валентин поднял ее на руки и понес на диван.
Утром, открыв глаза, он долго разглядывал голую девушку. Она была красивая, лежала на спине лицом вверх. Подумал, везет же последнее время на красивых женщин. Недавно Алла, теперь Кристина. Очень разные, но обе хороши в постели. И с той, и с этой он забыл о Юлии.
Как все странно в жизни получается. Прежде Юлия затмила ему всех, а теперь он обнаружил, что Кристина тоже красивая. Другой красотой, но не менее привлекательной. Стоило бы заметить раньше. Валентин погладил ее тело, ощутив, как оно вздрогнуло от его прикосновений.
Не открывая глаз, Кристина пошевелила губами:
– О чем ты думаешь?
Вопрос застал врасплох, ибо в этот миг он сравнивал тело Кристины с телом Юлии. Разозлился на себя, что опять вспомнил о жене. Не стал отвечать девушке. Но она словно прочитала его мысли, повернула голову, открыла глаза и спросила:
– Ты хочешь уйти?
Валентин сейчас не знал, чего хотел, но желания уйти у него точно не было:
– Нет, – ответил без раздумий, выдержал паузу и закончил. – Я останусь.
Кристина глубоким вздохом подняла маленькие острые груди и потянулась:
– Я не прогоняю тебя, – сказала негромко, а потом призналась: – Ты мне понравился.
Валентину было приятно. От жены он никогда не слышал таких слов. Этой ночью он по-настоящему чувствовал себя мужчиной, которого никто не отталкивал, как Юлия, и никто не учил, как Истровская. Все, что он делал, принималось с удовольствием. И теперь не жалел, что остался. Еще раз окинул Кристину взглядом и всем телом навалился на нее.
20
Марина Печаева не находила себе места. Последние новости ударили как обухом по голове. Угнетало и то, что невестка изменила их сыну с Хавиным, и то, что они продали свою долю бизнеса именно Павлу. Причем по ее инициативе. Ко всему Марина вдруг стала ловить себя на мысли, что причина ее негодования была не только в боли за сына и в продаже бизнеса Хавину. Но еще душу бередила досада, что Павел не обратил на нее должного внимания. Не заметил страстного порыва, ущемил ее женское самолюбие. Возмущение разгоралось и подталкивало женщину к мести.
Марина ломала голову, какие палки в колеса можно вставить Хавину. Вернуть бы все на круги своя и снова продать хоть Аспенскому, хоть самому черту, только не Павлу.
Она окунула Аспенского мордой в грязь, но оказалась в этой грязи вместе с ним. Мысль о Константине стала навязчивой, несколько дней не давала покоя. Марина ворочалась по ночам, просыпалась, тупо смотрела в одну точку, поднималась и ходила по комнатам. Будила мужа:
– Обо всем я одна должна думать? Хватит дрыхнуть! – сердилась на него.
– А я чего? Я ничего, – спросонья бубнил в ответ Андрей.
Марина не была убеждена в том, что Константин способен найти выход из положения, но вдруг что-то посоветует. В конце концов, ей надоело вариться в собственном соку.
В это утро она проснулась с тяжелой головой. Подошла к зеркалу. Да, она несколько полновата, но не безобразна. Все было при ней. Округлые формы тела пропорциональны и аккуратно очерчены. Марина определенно нравилась себе. Не кривя душой, могла сказать, что она красивая. Хавин не мог не заметить этого. Или не захотел заметить? Но он не мог не знать, что Юлия – жена их сына. Конечно, знал, думала Марина. Подлец, подлец. Кто бы мог подумать.
Вспомнила, как пыталась понравиться Хавину, и неприятно передернулась, отвратительный холодок пробежал между лопатками. Смотрела на себя в зеркало и думала, пожалеет Павел, что ей приходилось унижаться.
– Подлец, – произнесла вслух и накинула на плечи халат.
Собиралась долго и тщательно. Скрупулезно подбирала помаду, платье и туфли. Решила, что в голубых тонах будет неотразима. Хотела подчеркнуть свою красоту. Хотя понимала, что с Аспенским не стоило разыгрывать спектакль. Они оба хорошо знали друг друга.
Собравшись, позвонила ему:
– Константин, надо переговорить.
– Поздно надумала разговаривать, – с металлическим оттенком в голосе ухмыльнулся тот в трубку.
– Где встретимся?
– Почему ты думаешь, что я собираюсь с тобой встречаться?
– Потому что и тебя и меня загнали в угол, и порознь мы оба не можем найти выхода! – с вызовом произнесла Марина.
– Меня никто не может загнать в угол! – жестко отрезал Аспенский, злясь на то, что Марина была права.
– Называй место! – настойчиво потребовала женщина.
Ее напористость покоробила Аспенского, он никогда не позволял, чтобы им командовали женщины, но Константин хорошо знал Марину, а потому стерпел:
– Ладно, черт с тобой, приезжай в офис!
– Черт всегда с тобой! – вернула она ему. – А я женщина, женщинам ближе ведьмы.
– Разница невелика. Ведьма – это черт в юбке! – отозвался Аспенский.
– В офис не поеду, – сказала Марина твердо. – Давай на нейтральной территории.
– Тогда – на выезде из города.
Марина вызвала такси и вышла из дому.
Через двадцать минут за городом она из такси пересела в машину Константина. Аспенский сам был за рулем. Не приветствуя Марину, сразу спросил:
– Говори, что хотела?
– Сначала я хочу узнать твое мнение о разрыве между нашими детьми.
У Аспенского на губах появилась короткая насмешка:
– Ты собралась устраивать мне экзамен?
– Не уходи от ответа и не надувай щеки. Не строй из себя великого человека. – Марина ущемляла самолюбие Аспенского, не сомневаясь, что глубоко в душе он именно так о себе думал.
Константин поморщился:
– Никакого мнения. Это их дело. Они уже выросли из пинеток. Пусть живут, как хотят.
Женщина удивилась, уж если Константин так отвечает,
