гуслях, инструмент этот часто встречался тогда и заменял маленькое фортепиано, появившееся позднее в домашней жизни провинции. У Щепкина был приятный голос и очень хороший слух, ему даже приходилось петь в операх в то время, как он выступал в театре в Полтаве. Грамоты музыкальной он не знал и разучивал свои партии с помощью музыканта, игравшего ему на скрипке. Он был замечательным чтецом и рассказчиком, остроумным собеседником. Его дружбой дорожили Гоголь, Аксаковы, Тургенев, и его дом у Спаса на Песках на Садовой собирал множество людей. Но не говоря уже о гостях, и постоянных жильцов в семье у Михаила Семеновича было не мало. «Огромная семья, — вспоминает актриса Александра Ивановна Шуберт, которая девочкой жила у Щепкина, — состоявшая из старушки матери, жены, семи детей, трех сестер (одна из них вдова с взрослой дочерью) и брата. Кроме родни у него жили: вдова актера Барсова, которому Щепкин считал себя обязанным своей сценической карьерой, — пять детей Барсова, бедная девица Татьяна Михайловна Оралова, парикмахер Пантелей Иванович… и какой-то паралитичный старичок, который имел собственную комнату и несколько лет не вставал с постели. Не помню по имени и кто он был такой. В последнее время у Михаила Семеновича имела приют Мария Степановна Мочалова-Фрациева, сестра Павла Степановича, бывшая трагическая актриса… Дом был полон жизни. За стол садились каждодневно не менее двадцати человек, постоянно бывали посторонние».
Полная, круглая, невысокая фигура Щепкина с большой головой и добродушным лицом внушала любовь и расположение. Приятные черты лица и серые с поволокой глаза были проникнуты живостью и умом. «Его все любили без ума, — писал А. И. Герцен, — дамы и студенты, пожилые люди и девочки. Его появление вносило покой, его добродушный упрек останавливал злые споры, его кроткая улыбка любящего старика заставляла улыбаться, его безграничная способность извинять других, находить облегчающие причины, — была школой гуманности».
П. М. Языков (1798–1851)
Старший брат поэта Николая Михайловича Языкова, Петр Михайлович Языков получил образование в Петербурге в Горном кадетском корпусе и предполагал посвятить себя ученой деятельности, имея специальные познания в области геологии и палеонтологии. Однако после смерти отца в 1819 году как старший из его сыновей Петр Михайлович должен был заняться доставшимися ему в наследство имениями и надолго поселился в Симбирске.
«Петра Языкова, — пишет близко знавший его Дмитрий Николаевич Свербеев, — как отличного воспитанника, в котором Министерство финансов хотело иметь дельного чиновника, причислили к департаменту, обещали ему видное штатное место, но он выпросился в отпуск в Симбирское свое имение, совсем позабыл про свою службу, и, что всего курьезнее, его служба забыла про него на целые десять лет. По приезде в Симбирск его женили, — кто и как вряд ли и сам он про то знал, — в семье генерала Ивашева, на сестре декабриста этой фамилии, девушке образованной и решительной (имеется в виду Елизавета Петровна Ивашева. — Н.А.). Будучи еще очень молодою, не помню, еще в девицах или уже замужем, ездила она повидаться с сосланным братом в самую глушь Сибири и это путешествие совершила без позволения правительства, тайком и под чужим именем. Петр Языков проснулся к жизни лишь тогда, когда поехал с истощенным болезнью братом Николаем за границу. Там, на минеральных водах, в Гаштейне, встретился он с единственным ученым нашим министром финансов, графом Канкрином, и обратил на себя внимание этого замечательного государственного человека своими основательными познаниями в горных науках. Министр выразил ему сожаление, что он не служит по этой части. Тут только Петр Языков вспомнил, что он, служа именно по этой части, находится в таком продолжительном отпуску, и озадачил министра своей беззаботностью и бездействием в отношении к нему самого Министерства финансов, к которому принадлежал горный департамент. Поездка за границу, которую он повторил, совсем переродила Петра Языкова. Из увальня и лежебока сделался он прелюбезным, презабавным человеком, холодным и насмешливым».
Возвратясь в имение, Языков решил изучать геологическую историю своего края и сделал очень много и как этнограф, и, главным образом, как геолог. К числу заслуг его относится участие в создании в 1838 году «Симбирского губернского музеума» и постоянная забота о пополнении музея нужными экспонатами. Он поддержал мысль об устройстве в Симбирске библиотеки в память Н. М. Карамзина, в которую вошла затем пожертвованная Н. М. Языковым библиотека в 2 тысячи томов. Кроме того, Петр Михайлович Языков составил карту почв Симбирской губернии и написал краткую историю ее городов.
А. С. Яковлев (1773–1817)
«Талант огромный, одаренный всеми духовными и телесными средствами, но увы, шедший по ложной дороге. Он вышел из купеческого звания, не имел никакого образования и, что хуже всего, имел сильную наклонность к веселым компаниям», — писал С. Т. Аксаков об одном из самых известных актеров Петербурга начала XIX века Алексее Семеновиче Яковлеве.
Отец Яковлева имел лавку в Гостином дворе и разорился после пожара 1771 года, который истребил все имущество Гостиного двора. Алексей Яковлев вскоре остался сиротой и был отдан под опеку купца Шапошникова. Учился в приходской школе, торговал в лавке Шапошникова, а затем завел собственную, в которой, впрочем, не столько занимался торговлей, сколько предавался чтению, чем безусловно обращал на себя внимание покупателей и просто случайных прохожих. Одним из таких оказался директор банка Николай Иванович Перепечин. Поговорив с Яковлевым и поразившись его интересу к литературе и театру, он познакомил его с знаменитым в ту пору актером Дмитриевским. Это и решило судьбу Яковлева. Вскоре состоялся его дебют в Петербургском театре. Публика восторженно приняла молодого актера. Его слава постепенно возрастала, расширявшаяся сфера действий доставляла ему множество знакомств с самыми просвещенными людьми того времени. Так, он был знаком с Гавриилом Романовичем Державиным, часто навещал его и, по воспоминаниям современников, блестяще читал его стихотворения. Но популярность имела и обратную сторону. «Тогдашние знакомства и вечеринки, — пишет биограф Яковлева, — заключались в попойках… Яковлева наперерыв звали из дома в дом, и усердное угощение было везде первой обязанностью, а как Яковлев должен был первенствовать во всех этих собраниях, то и вся честь угощения обращалась к нему». К этому прибавилась вскоре и несчастная любовь. Яковлева все чаще охватывали приступы меланхолии В 1814 году во время одного из таких приступов Яковлев попытался покончить жизнь самоубийством.
Он остался жив, но прожил после этого совсем недолго, всего лишь три года.
Естественно, что сам характер личности Яковлева
