просто надоело. В школе я был звездой и наслаждался этим…
— О, вот в это я верю.
— …а потом ещё и картины начал показывать. И заметил вдруг, что некоторым девицам нравятся не картины как таковые, а моя смазливая рожа. Я мог бы нарисовать корявый прямоугольник, покрасить его в салатовый цвет — и они расхвалили бы, не моргнув. Мне стало даже обидно. Так что после Салона я предпочту, чтобы от восторга пищала какая-нибудь столичная критикесса. Даже если она лицом похожа на гризли и весит столько же.
Мэгги рассмеялась негромко:
— Ладно, я поняла. Если увижу у тебя на холсте зелёный прямоугольник, визжать не буду. Вынесу суровый вердикт.
— Ну-ну.
— Но вообще-то подозреваю, что у тебя картины нормальные. Тем более что некоторые наброски я видела на столе. И, кстати, раз уж речь зашла — может, всё-таки нарисуешь моё лицо, а не попу?
— Я почти не пишу портреты. Не из мизантропии или вредности — просто, видимо, не мой жанр. Не люблю, когда позируют специально.
Мы долго ещё петляли по закоулкам на Совином Холме, пока не вышли на южный склон. Открылся неплохой вид. Склон в этом месте был довольно крутой, а дома внизу — невысокие, в два-три этажа, поэтому они не загораживали обзор. У подножья, ярдах в трёхстах от нас, тускло поблёскивала река — серо-стальная лента в каменной окантовке.
— Ты интересный человек, Эрик, хоть и колючий, — сказала Мэгги. — Мне кажется, ты напишешь картину, которая всех по-настоящему удивит. Я не критикесса-гризли, конечно, но у меня предчувствие.
Она улыбнулась мне и, переведя взгляд на реку, задумалась о чём-то своём. Сейчас она была красива по-настоящему, хотя красота эта ещё сохраняла налёт болезненной слабости и не имела ничего общего с томной негой, которую так любили классики-живописцы, или с румяной жизнерадостной пасторалью. Мэгги напоминала сорный цветок на обочине автострады. Она была уязвима и беззащитна, но именно в этом и состояла, как ни парадоксально, её внезапная сила, неодолимая притягательность.
Я торопливо достал блокнот. Глядя на Мэгги в профиль, сделал карандашный набросок. Она, заметив эти манипуляции, спросила с лёгкой хитринкой:
— И кто мне только что говорил, что не рисует портреты?
— Может, мне просто не попадалась правильная натурщица.
Я добавил ещё несколько штрихов на бумагу. Набросок получился удачным — мне удалось поймать нужный ракурс, когда Мэгги ещё не отвлеклась на меня и смотрела вдаль. На её лице в тот миг появилось отрешённое выражение, которое я запомнил, а теперь зафиксировал.
Перегружать рисунок деталями я не стал — ухватил лишь самое главное, поэтому управился быстро. Мэгги спросила:
— Дашь посмотреть?
— Конечно.
Она долго и жадно вглядывалась в набросок:
— Необычное ощущение. Меня раньше не рисовали.
— Попробую перенести на холст, как приду домой. Но не буду тебя заранее обнадёживать. У меня в последнее время проблемы с реализацией.
— Не будь таким пессимистом, не порть хороший денёк. И вообще, пока мы с тобой гуляли, я опять успела проголодаться. Давай устроим пикник! Хочу чего-нибудь вкусного, желательно сладкого.
Мы зашли в магазинчик, обнаруженный в полусотне шагов, купили два здоровенных шоколадных батончика и бутылку крем-соды. Вернулись, сели на подсыхающую скамейку и принялись неторопливо жевать, глядя сверху на реку.
— Эх, — заметила Мэгги, — иногда я мечтаю — хорошо бы купить билет на какой-нибудь пароходик и уплыть на нём до самого моря. Там, наверно, всё по-другому…
— Разница, если честно, невелика. Я однажды съездил на поезде — просто вот так, спонтанно. Захотелось взглянуть на морской рассвет. Но на побережье тоже был дождь, горизонт вообще не просматривался. С таким же успехом можно сидеть у нас. Всё-таки прояснения тут бывают, вот как сегодня.
Погода и самом деле улучшилась. Нет, тучи не уходили, но за рекой, на юге, их полог явственно истончился — и наконец произошло то, от чего все уже отвыкли за эту мокрую, безразмерную осень.
Мы увидели солнце.
Серая мгла подкрасилась желтизной, протаяла, и в прорехе обрисовался бронзовый диск, наполненный свежим блеском. Лучи метнулись к реке, прочертили сверкающую дорожку к нашему берегу, взлетели на склон холма, скользнули по крышам и добрались до нас. Я почувствовал, как они коснулись лица, и непроизвольно моргнул. Мэгги радостно охнула.
Но мы не успели рассмотреть преображённый город как следует — прояснение длилось считанные секунды, а затем тучи сгустились вновь, зацементировав солнце. Искристый росчерк внизу, на речной воде, потускнел и угас бесследно.
Ноябрь вернул утраченные позиции.
— Так нечестно, — сказала Мэгги. — Выглянуло и сразу исчезло. Хоть бы минуту посветило нормально! Но нам всё равно с тобой повезло. Другие, может, и голову поднять не успели… А ты теперь, кстати, можешь написать красивый пейзаж. Прийти с мольбертом сюда же, зарисовать с натуры берег и крыши, а потом добавить солнце по памяти…
— Не получится, — с сожалением ответил я. — Так это не работает. Ну, во всяком случае, у меня. Я уже пробовал буквально на днях. Взял реальный пейзаж, добавил чистое небо. А в итоге забраковал картину. Так что нет, хватит. Лучше напишу твой портрет, как договорились.
Она смущённо отвела взгляд и сказала тихо:
— Ты знаешь, Эрик, я тут подумала… Сразу в голову не пришло почему-то… Помнишь, ты меня вчера спрашивал, почему я сижу на лестнице?
— Ты ответила, что не хочешь домой. С родными поссорилась или вроде того.
— Ну, в общем, примерно так. Они не в восторге от вашей здешней богемы… Если ты выставишь мой потрет, то у меня будут неприятности. Даже просто в комнате у себя я его не смогу повесить… Поэтому не надо портрета, ладно? Просто подари мне набросок, я его сохраню на память и никому не буду показывать… Только не обижайся…
Кивнув растерянно, я вырвал из блокнота листок. Она спрятала его в сумочку и коснулась губами моей щеки:
— Спасибо тебе. И прости ещё раз.
Она ушла не оглядываясь. Я стоял и смотрел ей вслед, пока она не свернула за угол. Потом двинулся в противоположную сторону. Усмехнулся — ну вот, все потенциальные сюжеты для выставки испарились. Видимо, не судьба.
Дотемна я бродил по улицам. А когда наконец вернулся к своему дому, прямо передо мной зажглись автомобильные фары. Я от неожиданности зажмурился и услышал:
— Эй, мистер Белл. Нам вас порекомендовали, хотим сделать заказ.
— Какой именно?
— Объясним. Но надо
