настолько субтильным, что казалось, что его сдует сквозняком вызванным шествием следователя-гиганта.
— Свободны! — буркнул он дежурному и дождался пока тот удалился за дверь
Тогда он достал из портфеля бланк протокола допроса, ручку, карандаш и с какой-то особой педантичностью аккуратно всё это выложил на стол.
— Подполковник Калинин Владимир Иванович, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР.
Он представился и я сразу обратил внимание на его интонацию. Он как будто говорил на распев, формально, выполняя ритуал, словно командир корабля — воздушного судна.
В его акценте я уловил некие украинские нотки, то самое «гыкание», по которым можно было легко определить жителей восточной и центральной Украинской ССР.
Это многое говорило о нем. Его недавно перевели или забрали в Генеральную Прокуратуру, именно поэтому он не успел избавиться от этого малороссийского акцента.
С другой стороны, я мог рассчитывать на высокую степень объективности следствия. Ведь новичок будет стараться изо всех сил выслужиться перед новым начальством.
Но вот незадача. Я совершенно не знал, как именно собирается воспользоваться материалами следствия его начальство.
Отец Маши предупреждал, чтобы я не доверял ему и был начеку.
Он заполнял формуляр, а я разглядывал его руки. Обручальное кольцо отсутствовало. Понятно. Значит в разводе, вряд ли такой «красавец» прожил всю жизнь неженатым бобылём.
Можно предположить, что рабочий день у следователя Калинина Владимира Ивановича был ненормированным.
Точнее сказать: работа занимала всё время этого человека, оставляя лишь пару часов на сон и пару десятков минут на разговоры с родственниками и коллегами.
— Фамилия, Имя, Отчество, — всё так же на распев произнес Калинин, не глядя на меня, — год и место рождения.
Он давал рассмотреть себя, свое мясистое лицо и огромные плечи.
Я четко ответил на поставленные вопросы.
— Работаете, учитесь?
Следователь продолжал записывать услышанное в протокол
— Вам, товарищ Бодров, известно за что вы задержаны?
— Нет не известно.
Он сообщил, что меня подозревают в бандитизме, грабеже, убийстве, назвал статьи.
— Вину свою признаете?
— Нет.
— Записываю: вину свою не признает. Я должен вам сообщить, что чистосердечным раскаянием и своим признанием, и рассказом о вашей роли в преступлениях, Бодров, вы облегчите свою участь, поможете следствию, что будет учтено судом. Вы расчистите себе дорогу к новой жизни.
— Чистосердечно раскаяться желаете?
В вопросе уже содержался крючок, за который он мог бы зацепиться. Если я отвечу «нет», то это означало бы, что мне есть что скрывать от следователя, но признаваться я пока не спешу.
— Товарищ Калинин, я желаю сделать заявление.
— Ммм, — следователь сжал губы и одобрительно закивал головой. Он по прежнему не смотрел на меня. Я уж начал привыкать к этому. Молчанием, он как бы пригласил меня продолжить.
— Я заявляю, что мне не в чем раскаиваться, я невиновен, бандитизмом, грабежами, убийствами я не занимался, не занимаюсь, и не собираюсь заниматься.
Он писал что-то в протокол, я сомневался, что он занес мое заявление полностью.
— Заявляю, что невиновен, — повторил нараспев «важняк» и записал что-то в протокол.
Говорил он это так весело и непринужденно, будто озвучит сейчас подозрения, запишет формально мои ответы в протокол и отпустит домой.
Я сразу уловил этот прием.
— Ну раз невиновен, так невиновен. На первый взгляд факты это подтверждают. Сейчас оформим протокол, подписку о невыезде и на этом всё. Дальше суд разберется.
Любой человек бы на моем месте понял бы, что с ним играют в кошки-мышки.
Любому на моем месте в душу закралась бы липкая, малодушная надежда, что сказанное следователем правда и сейчас все закончится.
У любого эти две противоположных мысли в душе начнут бороться друг с другом, попеременно беря верх.
— Дежурный!
Даже у меня, понимающего смысл происходящего и отдающего себе отчет в том, что это все просто игра, на секунду вспыхнула надежда, что он сейчас действительно выпустит меня на свободу.
Загремели замки дверь распахнулась и в комнату вошел субтильный, худощавый милиционер.
— Отставить.
Вошедший отдал честь и снова вышел в коридор.
Потом Калин взял ручку двумя руками, покрутил ее пальцами и серьезным голосом задал следующий вопрос:
— Ну, давай, Бодров, рассказывай всё с самого начала.
— Что рассказывать?
— Как что? — и тут он впервые посмотрел мне в глаза, — рассказывай как убивал, чем насолил тебе адвокат.
Его холодные глаза впились мне в зрачки. Они были очень неприятными. Жесткими, колючими. Я не знал, как правильно охарактеризовать его взгляд. Наверно про такие говорят, что он прожигает до глубины души.
В этом взгляде отразились весь его предыдущий опыт работы следователем, к котором он ловил, разоблачал, сажал, уничтожал серьезных воров, серийный убийц, маньяков, насильников и просто беспредельщиков. Я как бы видел в зрачках Калинина отражение их глаз, расширенных от ужаса.
В его глазах я однозначно находился на «той стороне», среди преступников. Весь его внешний вид, выражение лица говорили о том, что со мной всё ясно.
Я огромным трудом выдержал этот взгляд. Мне через силу удалось подавить в себе желание начать оправдываться перед Калининым.
Он был исполином не только физически, но и исполином духа.
Это противоборство взглядов, закончившееся вничью, длилось всего несколько секунд.
Я понял, что все то время, когда я рассматривал его, он точно так же, как и я, изучал меня.
Он следил за моими реакциями, читал язык моего тела.
— Ты кто? — спросил он уже совершенно другим тоном. В голосе не то, чтобы звучали нотки металла — голос был словно отлит из стали.
Я снова назвал ему свои фамилию, имя, отчество, год и место рождения по паспорту. Я очень старался делать это спокойно, хотя внутри меня всё бушевало и кипело.
По всей видимости мне это удалось, потому что мой ответ вывел его из себя. Он громко хлопнул ладонью по столу, резко вскочил на ноги и навис надо мной.
— За дурака, меня держишь⁈ Не играй с огнем, Бодров! Не играй. Сгоришь, как щепка! Я таких, как ты на ужин без соли ем!
Но он так же быстро успокоился. Все это время он сверлил меня глазами.
— Что делал в квартире у адвоката Маркелова?
— Пришел поговорить.
— О чем поговорить? Какие у тебя дела с адвокатом? Ты что преступник?
— Недавно умер один мой знакомый, он был его подзащитным. Я хотел поговорить об этом знакомом.
— Что же на работу к нему в коллегию
