даёте впасть в отчаяние, — искренне произнесла она, преданно глядя ему в глаза.
— Ладно… чего уж… все мы люди… ты с уважением и я…
Маха вся раскраснелась, таща четыре ведра, сложенных одно в другое и прижимая локтем к боку кувшин. Сложность состояла в том, что в верхнее ведро она положила чистую одежду для себя и подопечной, да не по одной паре, покрывала, миски, ковш, ложки, ленты, ножницы и маленький швейный набор с иголками-нитками-булавками. А потом туда же кинула разряженные артефакты и едва работающий старый магический светильник. Маха ещё чего-нибудь взяла бы из незаряженных артефактов, надеясь, что её подопечная фонит силой и может зарядить их, но более ничего не было. Да и это тащить было тяжело. И как же она обрадовалась, когда у входа в их башенку увидела сидящую на ступеньках девчонку.
— Как хорошо, что ты спустилась. В вёдра надо набрать воды, не пустыми же их поднимать, — горячо зашептала она. — Стой здесь, а я побегу к колодцу!
Маха сгрудила всё на ступеньку и, отделив два ведра, ринулась обратно во двор. Пока она бегала, Анха потихоньку начала поднимать вещи, а Маха вернулась и побежала наполнять другие два ведра, а потом и кувшин.
Поднимались тяжело, но зато, когда прибрались в комнатушке и ополоснулись там же, то чувствовали себя почти счастливыми.
— Надо идти к лекарю, — поправляя на Анхе новую тунику, которая выцвела от долгого лежания на складе, произнесла Маха. — А потом зайти на кухню. Должны же нас кормить!
Анха с тревогой смотрела на мокрый пол. Вода стекала в сторону ниши неохотно.
— За это не беспокойся, вечерком я ещё разик всё протру здесь, а спать ляжем на старую дверь.
Маха взяла грязную одежду и бросила её в ведро, где оставалась вода. Завтра она доберётся до прачечной, разведает там обстановку и простирнёт всё, а пока пусть отмокает. Да надо бы узнать, когда женщины пойдут мыться. То, что они с девчонкой ополоснулись холодной водой — это хорошо, но хочется отскрести от себя грязь и голову как следует промыть.
Она перевела взгляд на подопечную.
— А ты накинь ещё одну тунику, чтобы не притягивать взгляды к груди, — неожиданно посоветовала она. — Да на голову повяжи платок, прикрывая лоб.
Придирчиво осмотрев ещё раз Анху, Маха покачала головой:
— За синяками, да ссадинами не видно было, какая у тебя светлая и нежная кожа. Да и где надо ты уже округлилась. Наверное, уже четырнадцать есть?
Анха показала на пальцах, что ей уже шестнадцать.
— Девка в самом соку, — она сочувственно вздохнула. — Ништо, осмотримся, а потом думу думать будем, как жить здесь.
Глава 4. Страшный лекарь и боевое безумие
Первый день в крепости казался бесконечным. Он всё тянулся и тянулся, а давно уже хотелось покоя. Но надо было обживаться, пока замок был безопасен для женщин. Новенькие, пользуясь относительной свободой, пытались разведать условия своего проживания и выгадать себе лучшую долю.
Уже все знали, что в прачечной работают только женщины в возрасте и, несмотря на то, что труд там один из самых тяжёлых, местные женщины держались за свои места. Дело в том, что платили за работу деньгами, а не продуктами или другим товаром. Для женщин подобных рабочих мест было мало.
К тому же в замковой прачечной были установлены артефакты нагрева воды, а значит, не надо было возиться с дровами. Да и для непосредственно самой стирки работали артефакты воздушных вихрей, и ещё в прачечной имелось помещение для быстрой сушки вещей, где тоже стояли нужные артефакты. Это всё сильно облегчало работу прачек, но доля труда женщин оставалась немаленькой хотя бы потому, что обстирывали они не одну сотню мужчин. А когда случались прорывы, то бесценных магических помощников подзаряжать было некому, и тогда стирали по старинке.
Новенькие с ужасом входили в жаркое и влажное помещение, зажимали носы и щурили глаза. Освещение было слабым, как и проветривание. Об артефакте, служащем аналогом вытяжки, уже давно забыли и даже не отдавали на подзарядку магам.
— Дичь какая! — фыркали женщины.
Большинство из них дома стирали вручную, но все они слышали, что городские прачечные давно уже оснащены многочисленными магическими усовершенствованиями и работать там приятно.
— М-да, тут вам не там, — глубокомысленно заявила одна из новеньких. — Мне говорили, что на севере нет цивилизации, но чтобы та-а-к! — брезгливо протянула она и показала неприличный жест рукой.
— Ах вы, свиньи потроха! — возмутилась одна из прачек и грозно двинулась вперёд, но прибывшие не дрогнули.
Они чувствовали своё превосходство и желали продемонстрировать его. Пусть местные проникнутся, как им повезло принять женщин из центральной части Империи!
Анха с Махой слушали об учинённом побоище в прачечной с широко открытыми глазами. И если Маха догадывалась, что для основной части осужденных, живших в трущобах или в подвалах, привычка устанавливать свой авторитет при помощи кулаков — дело привычное, то для Анхи всё это было чем-то ненастоящим, чем-то книжным, причём из земной жизни прошлых столетий.
В маленьких городках, где ей доводилось побывать, ничего подобного не было. Люди могли всё потерять, но не становились изгоями, а сохраняли свой авторитет и получали посильную помощь от соседей по улице до того момента, пока не вырастали их детки, и тогда уже дети включались в жизнь общества. Так что для Анхи бахвальство женщин о том, как они побили требующих помощи в работе прачек, было ещё одним откровением.
Она слушала хвастливые высказывания — и никак не могла поспеть за тем настроением, что одолевало женщин из каравана. В пути многие из них страшились крепости, потом так устали от дороги, что страх притупился, и все дружно ненавидели стражников. А теперь осужденные одна за другой принимали решение поселиться при казарме.
— Есть ограничение по обслуживанию мужиков, — довольно громко шептались они, словно стараясь убедить в своей правоте как можно больше других. — Это с душегубицами церемониться не будут, а нам подарочки дарить станут…
— Можно замуж за солдатика выйти и получить право на поселение в городе, — подхватывали другие, хотя ещё вчера обидно высмеяли широколицую девицу, надеявшуюся на замужество.
— Только не за кланового, — внесла предложение ещё одна, а прислушивавшаяся к болтовне Ланка презрительно скривила губы. В отличие от других она затаилась и присматривалась. А женщины продолжали держать совет:
—
