запретили приводить?
Тот лишь фыркнул:
— У нас жильцы попроще.
И точно — вахтёру моего студенческого билета оказалось вполне достаточно, он отметил время в журнале для посетителей, после чего разрешил проходить.
— У вас тоже гайки закручивают. Раньше просто так пропускали, — отметил я, начав подниматься по лестнице.
— Развели бюрократию на пустом месте! — поморщился Лев, доставая из кармана связку ключей. — Будто в общежитии теперь!
На звук распахнувшейся двери из своей комнаты выглянул его сосед.
— У нас гости? — спросил он и тут же прищёлкнул пальцами. — О, а я тебя помню! Пётр?
— Привет, Юра! — поздоровался я, протягивая руку. — Я ненадолго, просто заглянул чаю попить.
— Да хоть бы и надолго! — рассмеялся Юрий и снова прищёлкнул пальцами. — Слушайте! А идёмте-ка в «Лиру»! Эльвира Генриховна сегодня вечер поэзии устраивает!
Лев тяжко вздохнул и покачал головой.
— Мне бы ещё помедитировать сегодня...
— Брось! Ты так сутки напролёт скоро медитировать будешь! Жизнь-то мимо проходит!
— Достичь просветления непросто, но это реально.
— Да не слушай ты Горицвета! Пустая болтовня это всё!
— Юра, только не начинай опять! — не попросил даже, а скорее потребовал Лев.
Его сосед всплеснул руками и скрылся в своей комнате, откуда вскоре вышел уже не в домашнем халате, а в вечернем костюме.
— Пётр, Лев, доброго вечера! Если передумаете, подгребайте в «Лиру»!
Он ушёл, а мы не передумали. Заварили травяной настой, посидели, поговорили о всякой ерунде, точнее даже — говорил преимущественно мой товарищ, а я всё больше кивал в нужных местах и поддакивал, внимая пересказу эзотерических убеждений господина Горицвета.
А мысли были не о том. Мысли были о папочке в одном из шкафов Михаила Прокопьевича! До того дошло — она мне потом ещё всю ночь напролёт снилась. Немудрено, что назавтра я совершенно осознанно пожертвовал полноценным обедом, накупил пирожков и уселся неподалёку от корпуса, в котором располагалась бухгалтерия, а дабы не терять время попусту, развернул утренний номер «Столичных известий». Углубился в чтение, ещё и от прохожих газетным листом прикрылся.
Красота!
Новости тоже порадовали: столицу окончательно зачистили от разрозненных сил мятежников, а добровольческий корпус выдавили за границу. Имело место и серьёзное продвижение на западном фронте. Только не в угодившем между молотом и наковальней Средине, как того следовало бы ожидать, а в Окресте.
Ну а дальше у работников бухгалтерии начался обеденный перерыв. Вышел вместе со всеми и господин Горицвет. Дабы свести к минимуму риск его внезапного возвращения на рабочее место, я проследил за начальником сектора учёта нематериальных фондов до столовой, и лишь после этого поспешил обратно, точнее — к соседнему корпусу. У парадного крыльца там слонялся студент с красной нарукавной повязкой, на меня он внимания не обратил, а вахтёр лишь взглянул на удостоверение сотрудника Бюро оперативного реагирования и разрешил проходить.
Я и вошёл. Поднялся на второй этаж, огляделся. Соединивший два здания переход оказался заперт, но вскрыть простенький замок получилось без всякого труда — только приложил ладонь и почти сразу провернул ручку. Переборов неуверенность — дурак! ну зачем тебе это нужно?! — я быстрым шагом пересёк галерею и выглянул в коридор. Там — никого, двери всех кабинетов закрыты.
Красться я и не подумал, напротив — сунул портфель под мышку, постарался на случай неожиданной встречи с кем-нибудь из бухгалтеров придать себе до невозможности деловой вид и преспокойно зашагал к обиталищу господина Горицвета. На тип замка я обратил внимание ещё в прошлый визит сюда, работать с такими уже доводилось, так что схему воздействия сформировал заранее. Дверь открыл лишь с мимолётной заминкой, со стороны бы никто и не понял даже, что до того она была заперта.
Практика — великое дело!
Хорохорился я исключительно по причине нервозности, очень уж мне было не по себе. Ну а как иначе? Взлом и проникновение в служебное помещение — это ведь самая малость из того, что мне при желании можно инкриминировать!
Вот именно из-за нервозности я и повременил распахивать шкаф с документами, из которого Горицвет извлекал заветную папку при последнем моём визите сюда. Для начала сделал несколько глубоких вдохов, заставляя себя успокоиться, заодно восстановил в памяти всё то, чему когда-то учили на курсах контрольно-ревизионного дивизиона. Начал осмотр по всем правилам и — нашёл!
Небольшой клочочек папиросной бумаги оказался зажат дверцей таким образом, чтобы непременно выпасть сразу, как только её откроют. Ещё и неприметный, зараза! Не высматривай специально, ни в жисть бы не заметил!
И что делать? Открыть, а потом вернуть бумажку на место?
Но кто даст гарантию, что где-нибудь не уложен волосок или на самой папке не притаилась табачная крошка? Сразу ведь и не сообразишь — случайно так получилось или намеренно маячок оставили!
Вот именно — намеренно!
Получается, Горицвет имеет основание опасаться, что кто-то станет шарить в его рабочих документах? Или это я каким-то образом выдал свой интерес? Впрочем, не важно — главное, что при таком раскладе едва ли среди бумаг отыщется хоть что-то действительно стоящее. Всё действительно стоящее при таком раскладе определённо хранится где-то в другом месте, а этот шкаф и эта папка лишь для отвода глаз.
Зараза!
Я беззвучно выругался и выскользнул из кабинета, не став ничего трогать. Запер дверь и зашагал прочь. Нет, от своего намерения выяснить личность покровителя Барчука отнюдь не отказался, просто решил действовать не столь прямолинейно. Тут требовалось для начала всё хорошенько обмозговать.
Начав прикидывать возможные варианты, я так задумался, что даже вздрогнул, когда на подходе к студсовету послышался оклик:
— Линь!
Поднял взгляд на окно второго этажа, и высунувшийся на улицу Касатон Стройнович объявил:
— Тебя на военную кафедру вызывают, в двадцать пятый кабинет! Давай живее!
На военную кафедру? В двадцать пятый?
Это что же получается — меня Георгий Иванович к себе затребовал или кто-то из его коллег видеть желает? На кой чёрт?!
Мысли сами собой вернулись к недавнему проникновению в бухгалтерию, и враз сделалось не по себе. Неужто проследили? Неужто я под колпаком?! Да нет — бред! Но вот за Горицветом запросто могли негласное наблюдение установить. Могли ведь?
Я усилием воли подавил приступ паники и потопал на военную кафедру. Постучался в двадцать пятый кабинет, дождался неразборчивого ворчания и приоткрыл дверь, заглянул внутрь.
— Вызывали?
Куривший у окна Георгий Иванович помахал рукой, разгоняя клубы дыма, и разрешил:
— Заходи!
Впрочем, судя по тону не разрешил,
