(воображение Этена мигом дорисовало маленький рот и приподнятые уголки губ вдобавок к теплому взгляду и едва заметным морщинкам, появившимся в уголках глаз). — И вернулись к прежнему стилю?
Этен одернул манжету самого парадного из своих камзолов, лилового, с пышным кружевным воротником, вышивкой и россыпью камней. Сегодня важный день, и он должен увидеть, каково отношение каждого к решению Илара. А значит, должен быть незаметен.
— Сегодня свадьба его величества, — сказал Этен и зашагал вперед. Встал рядом и вслед за Тимерией посмотрел вниз, на внутренний двор, где узор плитки образовывал фигуру грифона. — Не жалеете?
— О чем? — дернула плечом Тимерия. — О том, что не вышло выйти замуж за короля? Ну кто бы стал о таком жалеть.
— Признайтесь, вам не нужна была корона Аренции? Почему вы передумали?
— Кто сейчас говорит со мной? — повернулась к нему Тимерия и заглянула в глаза, заставив сердце заколотиться. — С тем, кто должен обеспечивать безопасность замка? И доносить Илару обо всем важном, что узнает?
С трудом удержав на лице нейтральное выражение, Этен отвернулся. Он долго молчал, глядя вниз, на то, как к воротам подъехала нагруженная винными бочками повозка, как поварята бросились вперед, чтобы ее разгрузить.
— Иногда маска садится на лицо так плотно, что уже не оторвать. Страшно, что под ней обнаружится пустота. Я помню, что был уличным мальчишкой. Но кто я сейчас, если перестану притворяться шутом? Я не знаю. — Илар помолчал. — Знаете, принцесса, в детстве у меня был друг. До того, как я попал во дворец. Он погиб незадолго до того, как меня нашел Илар. После этого вряд ли был кто-то, кого я мог бы назвать близким человеком.
— А как же Илар?
— Илар, — Этен насмешливо фыркнул из-за тепла, которым отозвалось внутри произнесенное имя. — Илар король. А я лишь слуга. Камергер или моя работа состоит в чем-то другом, в чем-то более важном, не в этом суть. Я ценен благодаря своему дару, практически незаменим. Но мне стоит знать свое место.
— Мне кажется, ты ошибаешься, Этен, — мягко сказала Тимерия, а затем рассмеялась. — Моя тетушка прокляла меня, когда мне исполнился год.
— Что? — брови Этена поползли вверх. — Вы шутите?
— Ничуть, — Тимерия покачала головой. На Этена она не смотрела, только вниз. — Я уже рассказывала о том, что моя крестная не совсем обычная волшебница. Она не эмпат, не маг земли, воздуха, воды или огня, она как будто все это вместе. Верховная жрица, хранительница Вранко. — Тимерия усмехнулась. — Вот только характерец у этой змеюки подколодной… Так вот, моя тетушка, эта самая верховная жрица, чтоб ей до скончания веков икалось и чтобы кишечная хворь стала ее постоянным спутником, меня прокляла. Прямо на моих крестинах. Я показалась ей слишком хорошенькой, вообрази себе! Слишком хорошенькой и слишком крикливой. Каково, а? Мне был годик.
— И что же сделала ваша крестная?
— Она решила, что с таким характером, с титулом и с таким миловидным личиком я стану злой и надменной. И решила оградить меня от этого. Прокляла.
— Она сделала что-то с вашим лицом?
Тимерия кивнула.
— Чтобы я знала, что мне не все дано. Мое проклятье в том, что в вуали я прекрасна, как и при рождении. А сняв ее, превращаюсь в чудовище.
— В чудовище?
— Да, — спокойно ответила Тимерия. — Чтобы рядом со мной остался тот, кто искренне меня любит. Но даже в этом случае проклятие не снимется, — Тимерия зло фыркнула. — Снять проклятье я могу, только став женой короля. Тетушка со своими благими мотивами не была лишена цинизма. Удачное замужество принцессы — это всегда хорошо для страны. Хранительница Вранко — для нее благо страны всегда на первом месте.
— Вот для чего тебе была корона Аренции.
— В основном. Но не скрою, примерить ее было бы приятно и без того. Но тролли бы побрали эту корону, главное — вуаль! Как же я от нее устала! Она как твоя маска, приросла так плотно, что я уже давно не знаю, существую ли я без нее. Существую ли я без этого проклятья.
— Покажи мне.
— Что? — глаза Тимерии стали круглыми.
— Свое лицо. Проверим, существуешь ли ты. Ну же, Прэнни. Давай, здесь никого нет. А свою маску для тебя я давно уже снял.
— А если у меня там на самом деле клыки? — Тимерия отвернулась, но на ее лице, Этен мог бы поклясться, мелькнуло сомнение.
— Что ж. Мне кажется, они давно не видели солнечного света.
Тимерия долго молчала, а затем проворчала.
— Ох, я пожалею об этом, точно пожалею.
Под вуалью, которую Тимерия сняла дрожащей рукой, действительно оказались клыки. Волчья пасть и шерсть. Не в силах отвести взгляда, Этен завороженно смотрел на то, как девичьи черты лица и нежная персиковая кожа соседствовали с серой волчьей шерстью и вытянутой пастью, клыками, которые становились видны, когда Тимерия открывала рот. Должно быть, волшебная вуаль не только прятала лицо, но и каким-то образом сглаживала его черты, потому что волчью пасть, даже закрытую тканью, не вышло бы перепутать человеческим ртом. Эта мысль пронеслась в мозгу Этена быстро, как ласточка над морем, и исчезла.
Тимерия была...
— Волк, — сказала Тимерия. — Хранитель Вранко.
Голос ее шел как будто откуда-то из шеи, пасть, не приспособленная для человеческой речи, в это время оставалась неподвижной.
— Ты прекрасна.
— Ты издеваешься надо мной! — гневно сведя брови, рявкнула Тимерия и снова попыталась закрыть лицо вуалью. — Я...
— Нет! — Этен бережно перехватил ее запястье, завороженно продолжая рассматривать лицо. Он отдавал себе отчет в том, что никто в здравом уме не счел бы его привлекательным, даже просто симпатичным. Скорее уродливым. Но для Этена не было ничего прекраснее. Наверное, потому что это была Тимерия: девушка, которая занимала его мысли уже много недель, которая доверилась ему настолько, что не просто рассказала свою тайну, но и сняла перед ним маску. Этен знал, как многого это стоит.
— Впервые в жизни жалею о том, что я не король.
В конце коридора послышались шаги, и Этен поспешил встать так, чтобы скрыть Тимерию от любопытных взглядов, а та поспешила вернуть вуаль на место — и волчья пасть чудесным образом исчезла, сделав контур лица гладким и ровным.
— В жизни каждого человека наступает момент, когда он жалеет о том, что он не король, — проворчала Тимерия, когда шаги стихли.
— Я бы мог предложить тебе руку и сердце. И твое проклятье было
