— Можно, — негромко проговорил за спиной Радар, и вдруг почти по-детски восхитился: — Ух ты! Красота!
Да, красота… предельно, а то и запредельно коварная. Это снова был не её уровень. Или — уже её? Поди разберись…
Лана встряхнулась, прошла в комнату и уселась в кресло. Номер, который ей предстояло набрать, в списке контактов нового коммуникатора не значился, но что с того? Он намертво впечатался в её голову несколько лет назад. Да и воспользоваться довелось, правда, всего один раз. Тогда она поздравляла своего абонента с почти самым важным событием в его жизни. Станет ли оно действительно самым важным, во многом зависело сейчас от неё. Ну что ж… режим конфиденциальности, все маркеры подключить… начали!
Соединение прошло почти мгновенно.
— Приветствую вас, монсеньор!
— Здравствуй, дитя! — ласково произнёс сухощавый мужчина неопределенного возраста, поглаживая ухоженную эспаньолку.
Алая дзукетта делала морщины на его лице заметнее. Или их просто прибавилось с их последнего разговора?
— Я ждал, что ты проявишься, с того момента, как миссия Республики Легион запросила пропуск для некоей Светланы Дитц. Ты предпочитаешь это имя, или остановимся на Катрине?
— И давно вы знаете? — индифферентно поинтересовалась Лана.
— С самого начала. Я всегда стараюсь знать, с кем имею дело. Как, полагаю, и ты. От этого знания зависит многое, а иногда и всё.
— Вы правы, монсеньор, — склонила голову Лана. — Пусть будет Катрина. Здесь, в Риме, моё второе имя звучит слишком экзотично. Прежде всего, примите мои извинения за то время суток, в которое я рискнула вас побеспокоить…
— Не стоит извиняться. Во-первых, ещё нет и полуночи. Кроме того, у меня не так много духовных дочерей, чтобы принимать во внимание пустяковые формальности. Тем более что я уверен: будь у тебя возможность связаться со мной в более подходящий час, ты непременно воспользовалась бы ею. Раз ты набрала мой номер сейчас…
— Мы можем встретиться, монсеньор? — прервала Лана собеседника. Надо же, она почти забыла, насколько он может быть велеречив… — Скажем, завтра?
— Быка за рога? — рассмеялся мужчина. — Хорошо. Будь завтра в полдень в Сан-Пьетро. Тебя встретят и проводят ко мне. Раньше не получится, моё время принадлежит мне не полностью.
— В таком случае — до завтра, монсеньор!
Ротозейство наказуемо. Это Пиппо-Заморыш знал твёрдо. Он действительно был заморышем: не так-то просто подрасти, если оказался на улице пятилетним. Впрочем, по мнению Пиппо маленький рост и худоба только помогали в работе. В их деле главное что? Главное — выглядеть как можно более безобидным. А с этим у Заморыша всегда был полный порядок.
Иностранку, разинувшую рот перед обелиском Фламинио, он заприметил ещё в тот момент, когда она вышла на Пьяцца дель Пополо с виа Корсо. Почему иностранку? Ну, кто же ещё так оденется! Длинное платье с кучей нижних юбок, кружевной палантин, скрывающий не только волосы, но и почти всё лицо, перчатки… наверняка собралась посмотреть на выход кардиналов в Сан-Пьетро, ведь до полудня меньше часа.
Нет, так, бывало, одевались и богатые римлянки из тех, кто поглупее — вот только ни одной даже самой глупой римлянке и в голову не придёт напялить коммуникатор поверх перчатки. Да, так удобнее… но римлянки знают о таких, как Пиппо-Заморыш, а потому не рискуют. Иностранка, точно!
Пиппо даже мог сказать, где она оделась — и сколько с неё там содрали. А что не предупредили о необходимости прятать коммуникатор под перчатку — так на то и существовал уговор между Сутулым Кекко и Сандрой, владелицей одного из магазинов на Корсо. Живи и давай жить другим — вот Сандра и давала. Итальянцам, тем более римлянам, следует держаться друг за друга, иначе никак. Заморыш оглянулся, поймал взгляд Сутулого, качнул подбородком в сторону разини и, увидев одобрительный кивок, двинулся к ней сквозь не слишком густую толпу.
О, это был прекрасный подход! Просто премиальный! Нарваться на тычок от случайного прохожего, споткнуться о подходящий булыжник, покачнуться, ловя равновесие, не удержать его, ухватиться за руку губошлепки… но что-то пошло не так.
Больно не было, просто Заморыш понял вдруг, что не чувствует своих пальцев. В следующую секунду из глаз посыпались искры, вызванные весьма увесистым подзатыльником. А женский голос над по обыкновению всклокоченной головой издевательски протянул на интере:
— Земля… Родина человечества… Колыбель цивилизации… простейшие вещи разучились делать!
— П-пу… — пропыхтел Заморыш. — Пусти!
— Да запросто! — фыркнула женщина, и хватка на пальцах Пиппо разжалась. — Свободен!
Заморыш успел отбежать всего шагов на пять, когда его настигло насмешливое:
— Эй, bambino! Ничего не забыл?
Мальчишка оглянулся и судорожно схватился за шею… увы, тщетно. Медальон с изображением Пресвятой Девы, единственная память о матери, болтался на высоко поднятой руке проклятой иностранки. И цепочка… цепочка была целой!
— Цып-цып-цып!
Заморыш оглянулся (Сутулого и след простыл) и на заплетающихся ногах вернулся к странной синьоре. Будь что будет, сдаст sbirro[14] — пусть так, но медальон надо вернуть. Он подошёл вплотную, поднял голову… и почувствовал желание перекреститься. На него смотрели разноцветные глаза с вертикальными, как у змеи, зрачками.
— Что, малыш, — промурлыкала синьора, — никогда раньше не видел мринов?
Пиппо отчаянно затряс головой. Ему хотелось сбежать или провалиться сквозь землю, но — медальон…
— Мы такие же люди. И даже христиане, — она легко, привычно перекрестилась свободной правой рукой, и Пиппо сразу почувствовал себя лучше. — Просто ещё мы немного кошки. Кстати, сколько ты получил бы за мой комм?
— Пятёрку… — пробормотал Заморыш. Есть его, кажется, не собирались. Хотя клыки, которые продемонстрировала улыбающаяся синьора, любого заставили бы крепко задуматься о своих перспективах. Поэтому на всякий случай он решил постараться занимать как можно меньше места.
— Грабёж средь бела дня! — возмутилась синьора. — Хотя… твой capo[15] должен поделиться со своим capo, тот — со своим… понимаю. И всё равно — пятёрка?! Вот что. Я дам тебе десятку, а за это ты…
— Этот оборванец докучает вам, синьора?
Как всегда, необъятное пузо Мазино, на котором едва сходился мундир, явилось на место действия задолго до наголо бритой башки, увенчанной парадной фуражкой. Пиппо съёжился ещё сильнее: большей сволочи, чем Толстяк Мазино, не знала не только Пьяцца дель Пополо, но и весь Рим. До сих пор Заморышу удавалось не попадаться в его лапы, и Мазино был весьма и весьма этим недоволен. Если синьора решит…
— Синьорина[16]! — строго поправила женщина. Цепочка с медальоном исчезла, словно по волшебству. — Этот предприимчивый молодой человек только что согласился быть моим гидом и проводить до Сан-Пьетро.
