Всего этого я не высказываю, потому что не хочу давить. Не дурак, сам вижу, что ей непросто. За последний месяц у нас обоих круто поменялась жизнь, хотя перемены у Стеллы, конечно, покруче. Я-то не состоял в браке с мудаком. Остался жить в той же квартире и по-прежнему вижусь с Дэном. Стелла, напротив, не видится ни с кем. Только к матери ездит.
Я бы мог пригласить в гости её подруг, но подозреваю, Стелла не придёт в восторг от этой идеи. И это тоже меня гнобит. Что она не пускает меня в свою жизнь. Раньше это было объяснимо, но сейчас… Мысль, что она считает меня недостойным своего круга общения, на днях случайно вклинилась в голову и с тех пор не отпускает. Вдруг она боится, что налажаю? Не впишусь?
Короче, сидение в четырёх стенах действует на меня разрушительно. Надо поскорее выходить на работу, чтобы окончательно не стать параноиком на фоне безделья. Да и деньги начинают заканчиваться. А занимать у Стеллы — это дно.
Пусть я и не зарабатываю тех сумм, к которым она привыкла с Родинским, но мне хочется доказать ей, что на меня можно положиться. Что в случае чего я не подведу и смогу содержать нас обоих. Чёрт, да, я стал много загоняться на тему того, что не имею возможности дать ей всё, к чему она привыкла. Раньше такого не было. Но это потому, что раньше мои потребности были другими. Казалось, что впереди вся жизнь и я ещё успею о себе заявить. А с появлением Стеллы заявлять приходится прямо сейчас. Она ведь к совершенно другому уровню привыкла.
Стелла высаживает меня возле офиса и просит позвонить, когда нужно будет забрать. Раньше я вполне обходился такси, а сейчас думаю, что неплохо бы получить права. Дерьмово как-то, что Стелле приходится быть моим личным водителем.
Пока поднимаюсь в офис, гадаю, что будет, если я вдруг встречусь с Родинским. Решаю, что ни хера не будет. Рёбра почти перестали болеть, намордник с челюсти уже сняли. Я жив и здоров, и у меня есть Стелла. А у него Стеллы нет, так что он в любом случае проиграл. Вот пусть с этим и остаётся.
—Привет…— растерянно тянет Ирина в ответ на моё бодрое приветствие.— А ты… Я думала, ты всё…
—Я всё. Пришёл документы подписать и забрать трудовую.
Она отводит глаза.
—Ясно.
Желая избежать повисшей неловкости, я ускоряю шаг. С тех пор как я восстановил сим-карту, Ира ни разу не попыталась узнать, как у меня дела. Вообще никто из офиса не попытался, кроме Алёны.
Марьина написала дня три назад, спросила, чем занимаюсь. Я так понял, на работе не в курсе, что я лежал в больнице. Оно и к лучшему, конечно. Просто… Хер знает. Странное какое-то ощущение. Ирина раньше едва из-за стойки не вылетала при виде меня, а сейчас глаза прячет. Впрочем, на это мне тоже должно быть по хер. У всех свои тараканы.
В отделе кадров просят написать заявление, датированное тем самым днём, когда гэбээровец Саша сломал мне челюсть. Подруга Стеллы тоже ведёт себя не как обычно: говорит мало и исключительно по делу, хотя всегда сыпала шутками.
—Ну вот и всё вроде бы,— произносит она на прощание.— Спасибо, что сразу заехал.
Деньги, заработанные за три недели, мне, разумеется, никто не выдаёт. Тоже похер. На такую лояльность со стороны Родинского я и не рассчитывал.
По пути к лифту встречаю ещё пару знакомых, но и они ведут себя так, будто видят меня впервые. С другой стороны, почти месяц прошёл. Чего им особенно радоваться?
Когда двери кабины начинают съезжаться, в них неожиданно протискивается Алёна.
—Увидела тебя и решила воздухом подышать,— поясняет она с натянутой улыбкой.
Мне приятно, что решила. Потому что… Ну чёрт его знает… Мне казалось, что с ней, Иркой и Семёном мы по-настоящему сдружились.
—Ты работаешь где-то сейчас?
—Пока нет. Через час у меня собеседование.
—А… отлично. Желаю удачи.
—Спасибо.
—Ты звони, если что,— говорит она через паузу.— Всегда буду рада увидеться. И просто знай, что слухам я не верю.
—Каким слухам?— переспрашиваю я, внезапно ощущая, как пол под ногами превращается в вибрирующую платформу. Я ведь чувствовал, что что-то должно было быть. Что атмосфера в офисе странная.
На крыльцо я выхожу в откровенном ахуе. Машинально ощупываю карманы в поисках сигарет, на мгновение забывая о том, что давно бросил. Сейчас мне необходимо чем-то занять кулаки, чтобы от ярости не стесать их о ближайшую стену. А лучше — о морду Родинского. Мудак пустил по офису слух, что я сливал информацию конкурентам. Якобы из-за меня полетел один кассовый проект, на котором он потерял миллионы. Сука…
Прикрыв глаза, глубоко дышу. Мстительная тварина. Теперь ясно, почему в отделе кадров на меня смотрели как на как разлагающегося сифилитика. Вот так легко поверили?
Продышавшись, я набираю Стелле и говорю, что подъезжать за мной не нужно. Она начнёт спрашивать, в чём дело, а я пока не способен внятно изъясняться. Я только одного не понимаю: в чём его кайф? В смысле в чём кайф пиздеть бизнесмену его уровня? Это же детсадовская песочница.
На собеседовании мне приходится прилагать максимальные усилия, чтобы внятно отвечать на вопросы. И всё идёт как надо ровно до тех пор, пока меня не просят указать последнее место работы и телефон непосредственного руководства. Если они позвонят Родинскому, работы мне не видать.
Одеревеневшей рукой я вписываю данные в анкету, после чего со мной прощаются со словами, что в случае положительного решения обязательно позвонят. Но если эти ребята действительно решат меня пробить,— а любая приличная компания захотела бы на их месте — работы мне не видать.
Очутившись на воздухе, я готов опуститься на первый попавшийся бордюр и сжать башку, чтобы не так гудела. Ясно ведь, что это не единственное собеседование, где меня захотят «пробить». Должность обязывает. Сука, сука…
42Стелла
—Когда тебе в следующий раз к врачу? Ты ведь должен сделать снимок, если мне не изменяет память?
—В пятницу,— хмуро бросает Матвей.— Но не уверен, что пойду. Я и так знаю, что в порядке.
—Но всё равно лучше сходить. Перелом — нешуточное дело. Во сколько тебе назначено? Я отвезу.
Взгляд Матвея темнеет, вспыхивая раздражением.
—Я ведь сказал, что подумаю. Хватит обращаться со мной как с первоклассником.
—Если ты не понял, я за тебя беспокоюсь,— чеканю я, поднимаясь из-за стола.
Выливаю недопитый кофе в раковину, на автомате споласкиваю чашку и, стуча босыми пятками, иду в ванную. Там, уставившись на своё отражение, уговариваю себя не расстраиваться. Знаю, что Матвей зол не на меня. Он переживает из-за провальных собеседований, которых на этой неделе было не меньше пяти.
Мне больно видеть, как с каждым днём он закрывается всё сильнее. Эта мясорубка случилась с ним из-за меня. Связался бы Матвей со мной, зная, что его жизнь покатится под откос?Спроси я его об этом, он бы, конечно, ответил, что ни о чём не жалеет. Но будет ли он считать так спустя год или два? С его талантом управляться с цифрами и неординарным мышлением перед ним должны открываться тысячи возможностей, а теперь… Едва залечив переломы, он заново расшибает лоб о каменную плиту.
