что такая красавица досталась Мейеру, а не ему. Знал бы он, какая ты на самом деле! — она на секунду замолчала, а потом продолжила: — Мне стоило огромных трудов расспросить их обоих так, чтобы они ничего не заподозрили. А уж заставить Эла дать клятву, что он никогда не изменял жене… Зато Олетта сияла от счастья весь вечер. Повезло, что время ещё не слишком позднее, и мой визит их не удивил. Итак, мы снова в той же точке, Лисса. Думаю, теперь у тебя нет сомнений, что я говорю правду: на кону твоя жизнь. Просто назови имя! — потребовала несостоявшаяся свекровь. — Иначе ты сдохнешь к утру!
— Не было н-ничего, — надтреснутым голосом проговорила я.
Пересохшие от жажды губы казались чужими, шершавый язык с трудом ворочался во рту, глаза пекло, а в ушах стоял противных звон. Каменные стены камеры нависали надо мной, грозя схлопнуться и расплющить.
— Зря я подозревала Сида. Он — благородный человек, истинный вилерианец и никогда бы так не поступил. Нет… Да и кто бы поступил? Нет, это никак не вяжется с тем, что происходит. Либо твой любовник — патологическая сволочь и трус, либо женат. Но кто именно? — рассуждала она, не глядя на меня.
— Я был-ла только с Мей-йером…
— Врёшь! Мейер никогда бы не позволил себе нарушить наши законы. Назови имя того, с кем ты изменила моему сыну! — прошипела кона Ирэна, вплотную подходя к разделяющей нас решётке.
— Не было никакой измены, — прохрипела я и зашлась в отчаянном сухом кашле. — Это всё какая-то огромная ошибка, кона Дарлегур. А мне нужен целитель.
— Целитель не поможет! — зло бросила она, отчаянно сжав в руках узкий металлический кувшин. — Только твой любовник!
— Не было любов-вника.
— Лисса, — вдруг смягчился голос коны Ирэны. — Тебя кто-то взял силой? Кто-то забрался в окно и надругался над тобой?
— Н-нет.
— Нет. Вот и я думаю, что нет. Никто бы не посмел. Да и потом, они же все дают клятвы. Нет, если бы кто-то решился на такое, то мы бы нашли его труп в твоей спальне, он даже до окна бы не дошёл. Нет. Всё произошло добровольно. Именно поэтому ты сейчас выгораживаешь его. Лисса, не дури. Скажи, кто он, — почти мягко уговаривало свекровище.
— Дайте воды… — жажда была такой сильной, что думать о другом я не могла.
На всё ещё красивом лице коны Ирэны проступили горечь и презрение.
— Я не дам тебе воды, пока не назовёшь имя.
— У меня жар, — тихо пробормотала я и снова закашлялась.
В глаза словно насыпали калёного песка, в груди бушевал пожар, ноги сводило судорогой. Никогда в жизни я так тяжело не болела. И то, что меня засунули в холодную камеру в одной лишь сорочке и тонком одеяле, только усугубляло дело. От озноба трясло, перед глазами всё плыло, но я изо всех сил цеплялась за разговор. Не верила, что кона Ирэна могла так себя вести.
— Ты умрёшь, если не назовёшь имя. Твоё упрямство просто абсурдно. Ты разрушила будущее Мейера, растоптала его имя и унизила всю нашу семью. Но я отдам тебя тому подонку, с которым ты спуталась. Иначе ты не выживешь!
Кона Дарлегур нервно тряхнула короткой копной ярко-бордовых волос и поджала губы, стискивая изящную металлическую ручку. Кувшин случайно задел боком о решётку, и раздался неприятный лязг.
— Когда вернётся Мейер? — заплетающимся языком спросила я. — Я всё ему об-бъясню… Я никогда не изменяла… Я бы не с-смогла… Я его люблю…
Хотела добавить, что она не должна так со мной обращаться, но зашлась в новом приступе удушающего кашля.
— Не смей говорить, что ты его любишь! — окончательно вышла из себя кона Дарлегур. — К моменту, когда он вернётся, ты будешь уже мертва. Если не назовёшь имя! Твоё упрямство будет стоить тебе жизни. Нет смысла цепляться за Мейера, он никогда не простит предательство! У тебя есть последний шанс! Имя! Назови имя!
Крик несостоявшейся свекрови гулким эхом пронёсся по практически пустой темнице. Я была здесь единственной пленницей и сжалась на деревянных нарах, обнимая ноги руками. Как же холодно! Обессиленно уткнулась лбом в колени и хрипло вздохнула. В лёгких клокотало, и меня снова скрутило в иссушающем кашле. Жар туманил голову, и правильные слова никак не шли на ум.
— Нет имени. Мне нужен целитель. Пожалуйста…
— Идиотка! Решила загнуться от лихорадки? — зло процедила кона Ирэна. — А впрочем… так будет даже лучше! Меньше позора. Тогда о твоей измене никто не узнает. Да… Так будет даже лучше! Изначально я хотела прикрыть Эла, но если разобраться, твоя смерть нам на руку в любом случае. Мейер меня поймёт. В конце концов, кто ему виноват, он сам притащил в дом шлюху, а потом уехал. Я сделала всё, что могла. Да. Ему будет больно, но это пройдёт. Мы выставим всё так, будто это трагическая случайность. Никто ничего не узнает. Тот, кто бросил тебя, будет молчать из страха наказания. А Мейер… Мейеру придётся нелегко, но какие его годы. Тем более в текущем статусе дослужиться до другой пары ему будет гораздо проще, чем начинать с нуля. Всё образуется. А ты за свою измену умрёшь. Так будет правильно.
Я подняла на собеседницу мутный взгляд и хрипло попросила:
— Дайте хотя бы воды…
— Воды? — ядовито переспросила кона Дарлегур. — Держи!
Она просунула кувшин сквозь решётку камеры и разжала пальцы. Он упал и противно зазвенел, катясь по неровному каменному полу. Вожделенная жидкость расплескалась, образовав лужу в середине. Я в ступоре смотрела, как отражается в воде тусклый свет единственного фонаря, висящего в коридоре.
Раздались удаляющиеся шаги коны Дарлегур. Лязгнула дверь. Стало тихо.
Я сжалась в комок, не понимая… почему?
Почему меня обвиняют в измене, которой не было, почему мне так плохо, почему никто не позовёт лекаря? И чем я заболела? Местным сифилисом? Иначе какая связь между любовником и лихорадкой?
И мог ли кто-то заразить меня нарочно?
Нужно выжить. Выжить ради того, чтобы рассказать Мейеру свою часть правды и убедить, что я не изменяла. Выжить ради того, чтобы сказать, что я его люблю и никогда не причинила бы ему такую боль. Или хотя бы ради того, чтобы выяснить, кто именно меня так подставил… и отомстить.
