class="p1">Стрэнд посмотрел мне в глаза и пожал плечами. Нет, ясного сознания в этом существе напротив не было ни грамма. Вдруг оказалось, что страха не было. Лишь полное принятие неизбежного. Черт знает, почему именно сейчас я не была готова драться, сражаться за жизнь, хотя бы попытаться выжить. Возможно, что виной всему стали потрясения, выбившие из меня всякие эмоции. Захотелось, чтобы все кончилось. И пусть так.
Кошмарные мысли, неправда ли?
Жаль, что в последние мгновения жизни я буду испытывать раздирающую вены боль, а не наслаждение, какое предшествует гибели простого смертного от рук вампира. Но, кто сказал, что смерть вообще безболезненный процесс?
— Рубашку хоть что ли сними, — вздохнула я, удивленно отмечая, как ровно и спокойно бьется сердце.
Нет, у меня точно помутился рассудок. В прошлый раз перед тем, как Стрэнд кинулся на меня, переполненный яростью к тому, что творилось за его спиной, я была в ужасе, кричала и молила о пощаде. А сейчас…ничего.
Вампир растерянно моргнул, опустил взгляд на свою окровавленную грудь и разорванную белую рубашку. Казалось, он только сейчас вспомнил, что вообще-то ранен. Провел пальцами по кровавому пятну и хмыкнул. Йоана сейчас только что позабавило то месиво, во что лысый татуированный первородный превратил его тело?
Неожиданно, он потянулся к оставшимся пуговицам, аккуратно расстегнул их и скинул на пол рубашку, подобно грязной тряпке. За рубашкой последовали туфли, носки и брюки с трусами. Он просто свалил одежду кучей прямо у своих ног и без какого-либо стыда — откуда у вампира вообще может быть стыд? — предстал передо мной во всей своей голой красе.
Я прижалась спиной к холодному кафелю, когда он полез в ванну. Места с его появлением оказалось крайне мало, но Йоана это ни капли не смутило. Он высился надо мной как гора. Несмотря на горячие струи воды, аромат геля для душа и сладковато горький, душный запах крови и смерти, я все еще чувствовала тот океанский шторм, сопровождавший его постоянно. То, что не смыть и не перекрыть ничем. Лучший естественный парфюм, какой мне доводилось ощущать.
В узком пространстве он плотно притиснулся ко мне всем телом, уперев по обе стороны руки. Его кожа была необыкновенно прохладной и твердой. Горячие струи воды били Стрэнду в плечо, и я невольно скосила глаза на серьезное ранение. Успевшая образоваться запекшаяся корка размокла и хлопьями стекала вместе с водой вниз по бледному торсу, теряясь где-то между нами. Месиво оказалось не таким уж и страшным, каким-то чудом — не иначе с помощью хозяев этого дома — дыра и обрывки плоти теперь срослись и напоминали какой-то крупный старый шрам, нежели свежую рану. Удивительная способность к регенерации.
Йоан по-прежнему не говорил ни слова, просто смотрел на меня льдистыми глазами, а я пыталась разглядеть в них проблески сознания. Ведь если он до сих пор не впился в меня, значит, есть хотя бы небольшая вероятность того, что голодный зверь терял хватку и мог уступить место Стрэнду? Мне захотелось убрать застывшую багровыми сосульками челку с его глаз, чтобы лучше видеть их, но разум подсказывал — любое движение могло лишь ускорить смерть. Потому я просто стояла ожидая, пока судьба распорядится на мой счет.
Йоан глубоко втянул носом воздух и чуть ближе склонился к моему лицу. Прохладные пальцы коснулись правой скулы, прошлись вниз по щеке и подбородку. Он будто изучал меня, вглядываясь и исследуя мое лицо. Когда большой палец коснулся нижней, чуть припухшей после нападения губы я, сама того не понимая, обхватила его ртом, чем спровоцировала рычание. Стрэнд мягко, но требовательно схватил меня за подбородок и отодвинул мое лицо в сторону, давая себе лучший доступ к незащищенной шее.
Клыки оцарапали кожу, а после раскаленными прутьями вонзились, разрывая плоть. Я вскрикнула, помимо воли впиваясь ногтями в бока вампира. Нестерпимая боль, от которой кружилась голова и пропадал здравый рассудок. Огонь в моих венах выжигал каждую живую клетку моего организма. Захватывал тело и разрушал существование. В легких перехватило дыхание, и я глупо захрипела, что-то проговаривая одними губами. Из моих глаз текли слезы, в ушах шумело от участившегося сердцебиения, а тело постепенно теряло только-только обретенную силу.
Ноги подкосились и Йоан подхватил меня за бедра, вжимая в ледяную мокрую стену, причмокивая и постанывая от удовольствия. Перед глазами заплясали белые пятна, и я умоляла всех известных богов, чтобы мне даровали скорое забвение. Но долгожданный обморок не приходил, заставляя все отчетливо чувствовать и поскуливать в муках.
Окружающая реальность будто начала просеиваться сквозь мелкие песчинки угля и гравия. Вот оно, скоро придет долгожданная темнота. Но в этих песчинках не было той легкости и спокойствия, какое ожидаешь перед смертью. Каждая крупица была наполнена страданием, на этот раз не моим. И я поняла, что вновь проваливаюсь в его воспоминания.
Мы слабы и голодны. Не пошевелить ни мускулом, ни даже глазами. Наше тело застыло, плотно укутанное бетоном. Они научились делать такой состав, который застывал в считанные часы и у нас есть только сантиметр свободного пространства — мы старались шевелиться, пока нас, обессиленных, истощенных заливали цементом и мелким щебнем. Даже этот сантиметр спустя много недель кажется подарком судьбы, свободой и для связанного тела. Тьма молчит. Соратники, сотканные из чистой энергии — наши демоны не приходят к слабым. У нас отобрали все. Власть, силу и клан. Здесь в темноте, в нашей голодной тюрьме мы снова и снова видим, как погибают все те, кто оступился. Те кто просто попал под раздачу не будучи сильным. Те, кого мы любили и вели к процветанию.
Мы подвели их. Они подвели нас. Предательство кислотой разъедает нашу суть и мысли. Все светлые моменты, вся любовь портятся от осознания, что самый родной и близкий воткнул тысячу ножей прямо в спину. Уж лучше тело превратится в решето, чем каждое мгновение видеть агонию и смерть. Столько веков на ветер. Может, не стоило давать нашему заточению срок? Возможно, мы сможем все же умереть? Как сильно мы сойдем с ума за эти двадцать пять лет голода и одиночества?
Длинные шелковистые волосы блестят золотом в лучах солнца — последнее, что мы помним о ней. «Не надо!» — звучат в ушах последние слова. Ведь можно было поступить иначе. Столько жизней потрачено и ради чего? Мнимой справедливости? Справедливости ли?
Ненависть — то, чем мы станем. Она поведет нас через все эти годы, не даст упасть в безумие, не даст забыть.
Возвращение было подобно глотку свежего
