меня так быстро, что я невольно снова смотрю на него.
Он искренен! Не отводит взгляда. Хоть и хмурится, но не скрывает свои эмоции. Я вижу его глаза, наполненные беспокойством. Дима настолько крепко сжимает мои пальцы, что я чувствую легкую боль. Но не жалуюсь, у меня в голове крутятся аргументы, которые требуют немедленного опровержения.
— Твоя работа…
— Ее больше нет, — Дима прожигает меня взглядом.
— К-как? — сердце начинает быстро колотится.
— Я написал рапорт об отставке, — Дима пожимает плечами. — Его в срочном порядке одобрили, чтобы заключить сделку с шейхом на его условиях «счастливая семья» и все такое…
— Но… но… — не нахожу слов. Они застревают в груди.
— Ева, ты должна кое-что понять, — Дима сильнее разворачивается ко мне. Снова бросаю взгляд на его повязку и до меня доходит, что он нес меня, когда сам был ранен. — Я принял это решение еще до того, как узнал о ребенке, — он бросает короткий взгляд на мой живот. — Понял, что не хочу больше такой жизни. В постоянной гонке. Когда я тебе изменил…
Я вздрагиваю, и это не скрывается от Димы. Он сильнее сжимает мою руку, словно боится, что потеряет меня.
— Я буду называть ошибки своими именами, прости, — он еще больше хмурится, но не замолкает, а я не перебиваю — его и без того сложно вывести на разговор, лучше выслушать до конца. — Когда я тебе изменил, то не думал. У меня на первом месте стояла работа — это правда. Ты не должна была узнать. Я не хотел причинять тебе боль. Но узнала…
— Ты же говорил, что изменял «с самого начала», — отвожу взгляд, чувствуя как в груди начинает открываться рана.
— Я не хотел тебе врать, — голос Димы спокойный, я чувствую, как сильно его пальцы сжимают мои. — Никогда не врал. Мы еще тогда не были женаты. Не так давно познакомились, меня отправили на задание и…
— Не надо! — зажмуриваюсь. — Только не говорили, что ты выбрал работу вместо меня, — закусываю губу. Сильно. Надеюсь, хоть немного уменьшить душевную боль. Не выходит.
— Я не оправдываюсь. Сейчас точно не буду этого делать. Просто хочу, чтобы ты все знала. — Дима набирает в легкие воздуха, а я снова смотрю на него. Мне нужно знать, что он скажет. Часть моей души умерла в тот день, когда я обо всем узнала. И почему-то, кажется, что, возможно, есть хоть небольшой шанс ее воскресить.
— Наверное, то, что ты обо всем — лучшее, что могло быть в нашей ситуации, — Дима потирает шею. — Наш брак не просто превратился в рутину, он изначально был таковым. Заключен не по тем причинам, но это не значит, что я тебя не любил…
Перестаю дышать.
— Любил. По-своему. И только после измены понял, что недостаточно, — он ненадолго закрывает глаза, после чего распахивает их. — Но я всегда заботился о тебе. Когда увидел твои слезы, ту боль, которую причинил тебе, что-то сломалось во мне. Пробилась броня, которую я тщательно выстраивал годами. В тот момент я понял, что ты ускользаешь от меня, а я не могу тебя остановить. Если бы ты пришла к отцу и рассказала обо всем, и он бы на пушечный выстрел не подпустил к тебе.
Открываю рот, чтобы возразить, но Дима прикасается указательным к моим губам.
— Не подпустил бы, поверь мне. Я на его месте также поступил бы, — Дима улыбается уголками губ, после чего его лицо приобретает снова серьезное выражение. — Я пытался оставить тебя рядом на своих условиях. Долго действовал неправильно. Причинял тебе большую боль, пока не понял до чего довел тебя — из-за меня ты оказалась в больнице. В первый раз, — он горько усмехается. — Тогда я осознал, что мне нужно отойти в сторону и дать тебе принять решение самой. В тот же день начал искать себе замену на службе. Что-то в моей жизни шло не так, и лучше все поменять сразу, чем терять время.
— Зачем ты это все мне говоришь? Почему сейчас? — все-таки не выдерживаю. В груди и так колит, сердце сжимается при каждом его слове. Мне нужно понять причину. Если она не та, я не уверена, что вынесу это
— Знаешь, я бы правда тебя отпустил. И отпущу, наверное, если попросишь…
Мои глаза наполняются слезами. Как бы я не пыталась удержать их, одна слезинка скатывается по виску на подушку. Дима это, конечно же, замечает.
— Эй, — он кладет ладонь мне на щеку и поглаживает большим пальцем. — Не нужно плакать, ладно?
— Ничего не могу с этим поделать, — шмыгаю носом. — Просто продолжай говорить. Мне нужно услышать.
Дима какое-то время пристально смотрит на меня, словно оценивая, стоит ли доверять моим словам, и, в итоге, решает продолжить.
— Так вот, если ты попросишь, я отпущу, уйду в сторону и позволю тебе строить жизнь самостоятельно, — он вытирает пальцем очередную слезинку, которая срывается с ресниц. — Не скажу, что будет просто сдержать свое обещание. Но если это та цена, которую нужно заплатить за свой поступок, то я готов ее принять.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать всхлип. Вместо этого, икаю. Дима на это лишь качает головой.
— Но если ты готова дать нам шанс, то я дам тебе другое обещание, — он нависает надо мной и смотрит мне прямо в глаза. — Я обещаю тебе, что никогда не поставлю чьи-либо интересы выше твоих и нашего ребенка. Вы всегда будете для меня на первом месте. Даю тебе слово генерала. Хотя уже и отставного.
— Ты же понимаешь, что разрушенное доверие вернется не сразу, если вообщевернется, — произношу я сквозь слезы.
— Понимаю, но готов сделать для этого все.
Эти слова становятся для меня последней каплей, поток слез уже не остановить. Они начинают литься, литься и литься. Дима тут же снимает обувь, забирается ко мне на кровать и прижимает к своей груди, отчего я рыдаю еще сильнее. Его едва слышные «прости», подкрепленные поглаживаниями по голове, подливают масло в и так нескончаемый поток слез. Проходит время, прежде чем я немного успокаиваюсь. Кажется, заходила медсестра, но под грозным взглядом Димы тихо прикрыла дверь с другой стороны.
— Я дам нам шанс, — вытираю остатки слез. — Всего один! Если ты снова придешь мое доверие, это будет конец! — мой голос твердый и смотрю я прямо в глаза Диме.
— Никогда! — он тоже говорит серьезно, после чего целует меня в лоб.
Вечером, когда мы с Димой вдвоем лежим на кровати в моей палате и смотрим какую-то смешную передачу по телевизору, в коридоре раздается громкий приказной голос. Я
