обещал сделать это в ближайшее время, а пока предложил погости у него.
Первое, что я сделал, оставшись один — это позвонил Лизе. Было раннее утро, и моя троюродная сестра, вероятно, ещё спала, но трубку взяла быстро.
— Алло, Елизавета Дубровская слушает, — проговорила она, как мне показалось, слегка сонным голосом.
— Алло, привет, Лиз, это я, Алексей.
— Алексей? Что-то случилось? — спросила Лиза встревоженно.
— Да, случилось. Вчера произошёл переворот. Бельские уничтожены, Шереметевы сдались. Победа осталась за Оболенскими. Мы победили. Теперь всё изменится
— Погоди, Алексей, помедленнее, пожалуйста, я ничего не понимаю. Что там у вас произошло?
— Победа, Лиз, у нас — победа.
Эпилог
В академию я вернулся на следующий же день. Главный полицмейстер сменился, моё дело закрыли, и отныне я мог спокойно продолжать жить в Москве или в Екатеринбурге, не опасаясь ни полиции, ни третьего отделения, ни наёмных убийц.
Единственное, кто меня теперь преследовал — это друзья и однокурсники с навязчивыми расспросами. По радио и в газетах переворот освещался крайне скудно, и потому простые обыватели так и остались в неведении, что же случилось в эти дни. Да и я знал только о тех событиях, в которых участвовал сам.
Общая картина мне стала понятна лишь спустя примерно неделю в ходе общения с Вяземским и разговором с Петром Петровичем, когда тот пригласил меня в гости.
Вяземский, как оказалось, поначалу действительно не планировал ввязываться в войну родов, но когда он позвонил главному полицмейстеру и потребовал убрать своих людей от ворот академии, тот наотрез отказался подчиниться и стал угрожать уголовным преследованием. А потом и вовсе полиция вместе со стражей Бельских попыталась прорваться на территорию учебного заведения.
Это стало для них роковой ошибкой. Стража Вяземских полностью разгромила противника, обратив его в бегство, а Константин Григорьевич понял, что если он немедленно не выступит на стороне Оболенски, его просто-напросто уничтожат, когда восстание будет подавлено. В итоге Вяземский позвонил Петру Петровичу, спросил, где больше всего нужна помощь и поехал туда вместе с сотней стражников.
В это время дружина Оболенских захватывала особняки Бельских, неся при этом большие потери. Возможно, противник проиграл бы бой в любом случае (по крайней мере, так считал Пётр Петрович), но когда за дело взялась стража Вяземского, враг потерпел сокрушительное поражение. Многие попали в плен, а большинство Бельских оказались уничтожены.
Ну а потом появился Шуйский с императорской гвардией и велел прекращать драку. Собственно, на этом всё и закончилось.
Про Шуйского мы с Петром Петровичем тоже немного поговорили, сидя вдвоём в кабинете особняка Оболенских.
— Этот Шуйский — загадочный тип, — сказал я. — Ведёт себя так, словно он — сам государь император, хотя на деле — всего-навсего гвардейский генерал.
— Э нет, Алексей! Тут вы, с одной стороны, конечно, правы, — проговорил Пётр Петрович, — а с другой — не совсем. Гвардия — это огромная сила, которая своим вмешательством способна изменить ход любого сражения. Кто командует гвардией, имеет большую власть. Император, разумеется, прислушивается к своему двоюродному брату, ведь тот — опора трона.
— Только прислушивается или полностью подчиняется ему?
Пётр Петрович растянул рот в улыбке и пожал плечами:
— Знаете ли, Алексей, я не вхож в царскую семью и нравов их не знаю. Известно мне лишь то, то Алексей Степанович — вовсе не тот человек, который жаждет внимания к своей персоне. Он не любит шумиху.
— Это я уже понял. Получается, прошлое восстание тоже поддержал Алексей Степанович?
— Ходят слухи, что у него произошёл какой-то конфликт с императором Дмитрием незадолго до восстания. Большего сказать не могу — сам не знаю.
— И последний лишился головы. Да уж, опасно ссориться с главнокомандующим гвардии. Ну а почему сейчас-то он встал на нашу сторону?
— И снова вы ошибаетесь. Алексей Степанович не встал ни на чью сторону. Для него не так уж и важно, кто будет занимать все эти посты в правительстве, главное, чтобы государственный аппарат продолжал работать, а Шуйские — царствовать. Шереметевы дискредитировали себя и стали слишком слабы, Бельские тоже наворотили дел за последние четыре года. Все они — воры и разбойники. А стране нужны победители — те, кто в глазах дворянства будет иметь вес и авторитет.
Логика в словах Петра Петровича определённо прослеживалась, и всё же это были лишь догадки. Вряд ли Шуйский нам когда-нибудь расскажет, что у него на уме и какие цели он преследует. Нам оставалось только радоваться, что удача и императорская гвардия сейчас оказались на нашей стороне.
Вскоре после переворота Шереметевы вернули мне сводного брата. Павел сдержал обещание. Мальчик немного повзрослел, ему уже исполнилось шесть, но он всё равно ещё плохо понимал, что за страсти крутятся вокруг его приёмной семьи. Я отослал парнишку в Ярославль, отдав на попечение Лизе.
А к весне и родственники вернулись из-за рубежа. У Валентина дела в Индии не заладились. Деньги, вырученные за кофейни, он вложил в неудачное предприятие и почти всё потерял, а последний год перебивался какой-то не слишком высокооплачиваемой работой. Как только он осознал, что в России ему ничего не грозит, он вместе с семьёй вернулся. Пришлось пристроить его на одно из своих предприятий.
Зато теперь мы с Лизой были не единственными Дубровскими в империи, в нашем роду появилось ещё одно семейство. И пусть Валентина я недолюбливал из-за его прежнего отношения ко мне, но родственник — есть родственник.
Я же после новогодних каникул всё чаще раздумывал о том, есть ли смысл продолжать обучение в Первой академии или бросить это занятие.
Новых знаний по магическим дисциплинам я не получал. Более того, информация, которую нам доносили на лекциях, зачастую оказывалась устаревшей. Новые навыки здешние преподаватели тоже не могли мне дать. В прошлой жизни я и сам обучал одарённых, причём получше, чем некоторые. Порой учёба и вовсе отвлекала меня от тренировок, коим я не мог посвятить столько времени, сколько хотелось. И ради чего всё это? Ради диплома? Так он мне был без надобности. На службу, государственную, военную или ещё какую, я идти не собирался.
В конечном итоге, я решил завершить обучение вторым курсом и отправиться в свободное плавание. Однако когда мы с Вяземским обсудили данный вопрос, он предложил мне идею получше.
— Но как же так, Алексей! — удивился он. — Даже не доучитесь у нас, просто возьмёте и уйдёте после второго курса?
— Простите, Константин Григорьевич, но не вижу для себя смысла продолжать. Мне надо больше времени посвящать тренировкам и своим заводам, а расписание этого не позволяет. Да диплом мне, по большому счёту, не нужен, если только в рамку на стену повесить.
— Нужен, не нужен… Пригодится. Кто знает, куда вам в будущем захочется пойти. Может, и в чиновники подадитесь или
