не укрылось от бритого мужика.
Я никогда ранее его не видела, но точно могла сказать, что передо мной очередной головорез. Скорее всего, сидевший, потому что его руки и пальцы были испещрены многочисленными татуировками, коих я немало видела, когда нас с Костиком опрашивала милиция. Сразу после смерти мамы.
Будучи слишком напуганной, я даже вопроса задать не смогла. Голос словно отняли. Только руками шевелила, пытаясь ослабить верёвку, что очень сильно стягивала запястья. Видимо, когда меня, бесчувственную, привязывали к жесткому стулу, никто и не думал позаботится об удобстве.
— Надеюсь, ты не будешь орать, Кэти? Так он тебя называет? — от звуков тяжелого, неприятного голоса я вздрогнула и метнула взгляд в лицо мужчины. — Красивое имя. Сладенькое такое…
Не ответила. Принялась наблюдать, как он точит ножи. Очень хотелось, чтобы он не проверял их остроту на мне.
— Знаешь, Кэти, мы обычно стараемся не втягивать в разборки шлюх. И мне, блять, неприятен тот факт, что приходится использовать тебя, чтобы добраться до Картера.
Я молча слушала. Слушала и смотрела, как он с силой проводит лезвием одного ножа по другому, вызывая неприятный скрежещущий звук.
— Молчишь? Тем лучше. Ненавижу бабские сопли.
«— Сделай так, чтобы мелкая сучка заткнулась, иначе я выброшу её в окно!»
Эта фраза застыла в голове вместе с кровью. Хотела бы сказать — не смогла бы сказать ничего. Будто кто-то сунул в горло кусок тряпки.
Я осторожно осмотрела комнату и с ужасом отметила, что здесь не было ни мебели, ни окон. Бетонные стены и дверь. Подвал?
Я выла внутри. Я не понимала, почему всё это со мной происходит. То есть понимала, конечно, но за что Вселенная так со мной? Я больше не желаю боятся. Не могу думать, что со мной в любую минуту что-то могут сделать. Меня переполняет практически непреодолимый ужас, но я всё равно сижу с каменным лицом, потому что страх — это одна из форм боли. Страх — слабость, которую я не собираюсь показывать никому постороннему.
Мне плевать, кто этот человек. Я вижу перед собой очередного ублюдка, который может всадить меня ножи в любую секунду, и я ведь даже пикнуть не успею.
— У тебя и твоего ёбыря так много врагов, что нам даже в очередь пришлось встать, а Яцушко и вовсе прогнуть, — он бросил на меня косой взгляд, пытаясь отследить реакцию, но наткнулся на деланное равнодушие.
Я не понимала, зачем вообще мне что-то рассказывать. Чтобы задеть за живое? Так ничего такого он не поведал. По крайней мере, пока.
И словно прочитав мои мысли, бритоголовый продолжил:
— Малец и сам не понял, как оказался под нами. Бывшая шлюшка Картера, кстати, неплохо в этом подсобила. Она же наркоту им дала, чтобы тебя в клубе отодрали, но вот парню конкретно досталось. Причём, и пальцем тебя тронуть не успел, а был отправлен в кому.
Я вспомнила Тарзан и её ненависть. Всё то время, пока она крутилась рядом с Максом, Таня, похоже, видела истинное его отношение ко мне. И что? Пыталась за счёт Дамира убрать меня с дороги?
Как же… мерзко.
На краю сознания мелькнула мысль, что со мной в ту ночь был Макс, а не Дамир, раз последний утверждает, что не трогал. И да, я даже поверю, потому что поведение парня больше соответствовало Картеру. И это приносит каплю облегчения, которая тут же рассеивается в застывшем в крови ужасе.
Этот ублюдок хвастался тем, что знал обо всём, что касается меня!
— Я не понимаю, чего вы хотите, — продавливаю в горло через силу.
Но головорез будто и не слышит, продолжает разговаривать как ни в чём не бывало, затачивая блестящую в полумраке сталь:
— Яцушко сам рассказал обо всём, когда вышел на нас. Как думаешь, кто дал ему контакты?
Я не представляла. И мне было абсолютно всё равно, если честно. Куда больше занимали вопросы, как выбраться отсюда и что он со мной сделает.
— Всё та же бывшая шлюха твоего ёбыря, Кэти. Сука слишком обиделась, а бабская месть… ну, в общем, тебе уготовили хреновую участь. Шавку нашу, Игната, она уговорила действовать тем же методом, да только пацан в курсах был, что я давно уже выходы на Картера ищу, он же пытался пролезть в их херову “семейку”. Я отдал своим приказ хорошенько отодрать тебя, чтобы сосунок не смел больше лезть не в свои дела, — мужик прекратил точить ножи и с силой сжал рукоятки. — А эта гнида ещё и моих людей вальнула!
— А те парни в кафе… — просипела я, вспомнив Шакала, которого по всей видимости нет среди живых.
Странное дело, но я нисколько не мучаюсь совестью от осознания непростого факта.
Уголок губ на неприятном лице дёрнулся в сторону.
— А это инициатива Яцушко. Думал просто завалить Картера, наняв мелкий сброд, да только такими методами с «семьёй» не совладать. К тому же, его снова сучка науськала. Осознавала, что нихрена у Дамира не выйдет, невзирая на деньги и братков в кругу друзей его отца. Дрянь хотела видеодоказательства, чтобы тебя подставить, что неплохо у неё получилось. Ведь твой ёбарь обиделся? — я вспомнила отрешенное выражение на лице Макса, когда он просил телефон и мягкость в голосе, когда отдавал его. Он не поверил. — Она-то знает, что у Картера крыша несгибаемая, — головорез перевёл на меня суровый взгляд и выдал то, отчего волосы на голове зашевелились: — Только мне нахер такие игры не нужны. Я раздавлю их шайку. Отожму банк и раздавлю. Начну именно с сосунка.
Я сидела, ошеломлённая услышанным. Все мои приключения начались именно со дня рождения. И это не просто совпадения, а подстроенные Тарзаном события. Она же ни перед чем не останавливалась! И я неожиданно для себя поняла: проблемы не из-за Картера. Во главе всего стоит Тамилова. Что наводит ужас, потому что молодая девчонка просто одержима Максом, который уже раз предупреждал её. На что ещё она готова пойти, чтобы устранить меня как соперницу?
В звенящей тишине раздалась телефонная трель. Мужик поднял трубку и ответил жестким тоном, который требовал говорить только приятные новости:
— Да, — голоса собеседника слышно не было, но я осознала, что это ожидаемый звонок уже на следующей фразе: — Выдави тварь, понял? Я порежу его суку, если не притащит тебе банк. Я давал шесть часов, время на исходе! И проверь Яцушко, он должен быть на месте.
Я хотела спросить, что происходит, но меня сковал страх. Ощущение зацикленного ужаса, заключённого в вены, который никак не
