безопасно пред лицом суда, когда Христос исповедует их имена пред Отцом и ангельским воинством» (Our High Priest, 121, 207). В результате многие адвентисты в 1990–х годах обрели большую уверенность и стали меньше бояться следственного суда.
Еще одна тема, которая постоянно звучит во внутрицерковном богословском диалоге, это последнее время, которое никак не хочет кончаться. Проблема в том, что адвентизм старается поддерживать в своих приверженцах огонь веры в близость пришествия. Как не дать угаснуть этому огню, несмотря на затянувшееся ожидание, вот вопрос, которого Церкви никак не избежать. Одни обвиняют в этой задержке саму Церковь. Если бы адвентизм, говорят они, принял весть Джоунса и Ваггонера или если бы члены Церкви явили то совершенство, которого ожидает от них Бог, то конец бы уже наступил. Другие «подогревают» свою веру, сосредоточенно высматривая так называемые «знамения времени». Время от времени они таким вот образом поднимают себе уровень эсхатологического адреналина, который очень скоро снова идет на спад. Третьи пытаются решить эту проблему, поступая по завету Иисуса: «Употребляйте [серебро] в оборот, пока Я приду». Рассматривая Мф. 25:31—46 (притчу о последнем суде) в контексте 24–й и 25–й глав Евангелия от Матфея, они все больше сосредотачиваются на социальной этике и стоящей перед Церковью задаче — заботиться о бедных и страждущих в ожидании возвращения Господа. Решения предлагаются разные, но проблема для адвентистов начала двадцать первого века остается прежней. Впрочем, перед основателями Церкви стояла та же самая проблема — как оставаться адвентистами в вере и в жизни, пока Церковь пребывает в ожидании Второго пришествия Христа.
Глава 8
Что всё это значит?
Эта книга содержит краткую историю адвентистского богословия, которая представлена как поступательный поиск идентичности. В этом поиске адвентизм седьмого дня прошел через четыре вполне определенные эпохи, каждая из которых характеризуется своими кризисами и вопросами. Кризис 1844 года заставил разочаровавшихся адвентистов ответить на вопрос: «Что есть адвентистского в адвентизме?». Конфликт, разгоревшийся в 1888 году, заставил их взяться за решение проблемы: «Что есть христианского в адвентизме?», а вызов, брошенный либерализмом, побудил их определиться с тем, что значит быть фундаменталистом в адвентизме. Тенденции, проявившие себя в Церкви в 1950–х годах, привели к тому, что различные группы внутри адвентистской Церкви стали задавать все эти вопросы одновременно. Их ответы обусловили возникновение в Церкви богословской напряженности во второй половине двадцатого века.
Уроки, которые можно извлечь из поляризации богословских мнений
Первый урок, который мы можем извлечь, изучив развитие адвентистского вероучения, можно сформулировать так: нет ничего опаснее, чем строить свою теологию «против ближнего своего». Пример тому — основные разногласия, существующие в рамках Церкви. Ключевые внутрицерковные споры в конце 1990–х годов разгорелись, главным образом, вокруг двух переломных точек в развитии адвентистского богословия — событий 1888 года и фундаменталистского кризиса 1920–х годов. По обеим этим поворотным точкам существуют полярные мнения. Основная причина подобной поляризации кроется в том, что, желая избежать одной ошибки, люди частенько впадают в противоположную крайность.
В наше время, когда адвентизм вступает в двадцать первый век, противостоящие богословские лагеря сосредоточились в основном по двум фронтам, разделительной линией между которыми служат все те же избитые вопросы. Так что в пылу борьбы между теми, кто подчеркивает отличительные черты адвентизма, и теми, кто делает упор на тех чертах, которые объединяют адвентизм с остальным христианством, всегда есть опасность, что будет постоянно усугубляться односторонность толкований, которых придерживаются противоборствующие силы.
Опасность для адвентистов, подчеркивающих обособленность адвентизма, состоит в том, что они могут утратить связь с «основным» христианством, сосредоточиваясь на небиблейских источниках богословского авторитета и превращая истинно библейскую концепцию совершенства в некий «непорочный» перфекционизм. С другой стороны, всегда есть опасность, что некоторые, в стремлении оградить себя от подобного заблуждения, поддадутся искушению отвергнуть адвентизм вовсе и тем самым утратят адвентистские аспекты своей веры. Мне представляется, что между двух этих крайностей есть золотая середина, которой следует придерживаться и тем, и другим, и отыскать ее можно, только если они будут постоянно сверять свои взгляды с Библией. Они должны противиться той центробежной силе, которая возникает, когда богословские изыскания становятся, главным образом, средством борьбы с оппонентами. Эта сила, помимо прочего, приводит к перекосам и искажениям, которые выходят на передний план, когда отдельные люди, вольно или невольно, ставят основной акцент на том, чтобы держаться подальше от того, что они считают заблуждением, и когда они приходят к заключению, что им нечего почерпнуть у тех, кто придерживается иной точки зрения.
Размежевание в области инспирации проходит, в сущности, по той же схеме. Пока одни адвентисты опасаются либерализма и ратуют за фундаментализм 1920–х годов (видимо, принимая его за образ мысли, присущий раннему, «чистому» христианству), другие, стремясь себя от того, что они считают заблуждениями и крайностями фундаментализма, сталкиваются с очень серьезной опасностью скатиться в либеральное христианство той же эпохи. В основании этой поляризации лежат герменевтические/гносеологические проблемы первейшего порядка — особенно вопрос о том, чему принадлежит приоритет — откровению или разуму. Однако всем сторонам дискуссии нужно осознать, что модернистский взгляд (в том виде, в каком его отстаивали либералы в 1920–х годах), воспринявший свойственный для эпохи Просвещения акцент на главенстве человеческого разума над Писанием, ничуть не лучше, чем фундаменталистское заблуждение, принимавшее строгие взгляды 1920–х годов за образ мышления Христа и апостолов. Опять же, золотая середина в данном случае заключается в том, чтобы пользоваться разумом в контексте структурных понятий, утвержденных библейским откровением.
Всякая религиозная группа сильно рискует, когда формулирует свою богословскую позицию, главным образом, в противовес реальным или мнимым полярным взглядам. Чем сильнее подобная установка, тем быстрее идет дальнейшая поляризация взглядов и тем больше искажается вероучение. Адвентисты должны осознавать эти опасности, если они действительно хотят заниматься библейским богословием в духе христианского адвентизма. А. Лерой Мур совершенно прав, рассуждая в своей книге Adventism in Conflict (1995) о том, что он называет «парадоксальным мышлением». Слишком многие из нас, пишет он, приучены «сосредоточиваться лишь на одной стороне истины». Парадоксальное мышление должно быть открыто для рассмотрения того или иного довода со всех сторон. «Подлинный парадокс не смешивает истину с заблуждением, но соединяет противоположные, но взаимозависимые принципы Божьего Слова». Люди могут прийти к истине только в том случае, если охватят все аспекты парадокса (с. 15, 21, 22, 25).
Поддерживая призыв Мура, я хотел бы
