сравнению с ее, казался грубым и вульгарным. Такой могла подобрать лишь человеческая девчонка.
«Смотри, Шани, смотри!» — не позволяла себе отвести взгляд: — «Смотри и думай. Такое будущее тебя ждет. Сидеть за столом и видеть, как муж ухаживает за другой. Ты хочешь этого?».
— Нет, не хочу! — прошептала, едва различая свой голос, и вздрогнула, услышав мужской:
— Мадемуазель Шэнна, разрешите вас пригласить на танец, — неожиданно встал со своего кресла Олесандр и протянул ко мне руку.
Глава 29
Я колебалась совсем не для вида. Правда, не решалась подняться и принять предложение. Но звонкий заливистый смех Рхианнон словно дух искуситель из недр преисподней толкнул меня на этот в корне неправильный поступок.
Губы Олесандра на миг искривились в усмешке. Довольной и какой-то мстительной. Я не настолько глупа, понимала, что мной просто пользуются, чтобы насолить врагу. И позволяла это. Потому что тоже хотела, просто до зубовного скрежета хотела, чтоб на душе у Эдхарда скребли кошки, как и у меня. Он не мог отказать королеве, приютившей нас. Но точно также и я не могла отказать принцу-консорту? Дурацкие правила приличия…
Мы кружились в танце, Олесандр вел умело, расчетливо, так что наши пары раз за разом оказывались вплотную, и это несмотря на то, что зал был заполнен танцующими. В такие моменты взгляд Эдхарда темнел. Я ловила его в отражении зеркальных стен, и какое-то мрачное торжествующее удовольствие ядовитым туманом поднималось в душе. Я корила себя за него, но противиться не могла.
— Вам нравится у нас, мадемуазель Шэнна? — Олесандру пришлось первым нарушить напряженное молчание. Слишком уж неестественно выглядели мы, словно две натянутые тетивы, по ошибке спутавшиеся в крепкий узел.
Я подняла глаза, прогоняя темные мысли.
— Да, Энилейн прекрасен, и все очень добры, — отделалась заученными фразами.
Попыталась улыбнуться, чтобы придать фразе искренности. Рассказывать про то, что он так же искусственен, как картонный замок, просто не имело смысла. Но Олеснандр неожиданно улыбнулся.
— Почему же вы кривите душой, прекрасная Шэнна? Ведь вам тут не нравится… — проницательно догадался фей-ир. А я снова себя укорила, ведь знала, что веду светскую беседу не с обычным человеком, но забыла. Посмотрела исподлобья, напрягшись.
— Вы ошибаетесь, ваше высочество, — чистосердечно признаться все равно не хватило духу. Вряд ли правитель обрадуется критике.
Но он покачал головой, словно с малышом разговаривал.
— Бросьте, Шэнна… мне тоже не нравиться в замке. И этот вечер так же обманчив, как мираж в пустыне. Но нам нравиться играть в человеческие игры. Это порой бывает забавно. Только что скрывать, изредка, как сейчас, меня обуревает усталость…
— Почему же вы играете? — не сдержавшись, заглянула в синие глаза, попыталась понять…
— Потому что других развлечений нет, — криво улыбнулся. — А какие есть, и вполовину не так интересны.
Я не знала, что на это ответить, и мы замолчали. Зал кружился, искрились светом тысячи ламп. И в зеркальных стенах мелькали пестрые отражения танцующих. Я уловила Рхианнон и Эда. Смотрела в зеркало на него, смотрела, как гармонично они подходили друг другу, двигались в унисон, и безжалостно, намеренно рвала сердце на части. Если не напитаюсь этой болью, этой правдивой во всех отношениях картинкой, то надежда вновь расцветет в сердце, даст пищу пустым мечтам. Лучше сейчас вытравить все чувства с корнем, залить кислотой обиды и горькой правдой.
— Вы не туда смотрите, милая. Гляньте на себя, — внезапно прошептал принц-консорт. Я, словно загипнотизированная уставилась на девушку в алом. И будто впервые увидела себя со стороны.
Шелк, нежными волнами струился по ногам, блестел неимоверными всполохами, и камушки в волосах вторили ему. Нет, я совершенно не была ни вульгарной, ни простушкой. Я выделялась среди блеклых фей-ир, как яркий мак среди прозрачных, пушистых одуванчиков, и притягивала взоры всех без исключения.
Плечи сами по себе расправились, а подбородок поднялся вверх. Внезапно пришло понимание, что совершенно не важно, кто я и она. Важно лишь, как я себя чувствую, как себя подаю. И пусть платье Рхианнон изящный туман, мое — огонь и цвет. Мне нечего тушеваться и стыдиться. Каждый выставляет напоказ свои сильные стороны. Она — иллюзию и эфемерность, я — огонь и страсть. Мы разные. Но я ничуть не хуже…
Вслед за Олесандром меня пригласил Бриннэйн. Завел ничего не значащий разговор, шутил и расспрашивал о жизни в монастыре. Я, легко переняв его манеру вести беседу, принялась рассказывать о своих выходках в обители Дев Аскетовых, и мы смеялись вместе, так искренне и заливисто, что окружающие кидали удивленные взгляды на нашу пару. С братом Рхианнон я тоже чувствовала себя напряженной и настороженной, но играла куда лучше, чем Олесандром. Научилась. Привыкла. Поверила в себя. И когда оказалась в объятьях Эдхарда, желающего повести меня в следующий танец, улыбалась. Улыбалась так широко, что сводило скулы.
— Шэнна, — наклонился близко, слишком близко, чтоб мое раненое сердечко не отозвалось на гулкий ритмичный стук его сердца. — Мне жаль… я не мог отказать Рхианнон. Но все остальные танцы только твои, поверь.
— Мне абсолютно все равно, ваше величество, — поджала губы. Голос не дрогнул, и я себя похвалила за это. Но все же не удержалась, отвела взгляд,
— Мне нет. Мне не все равно, горностаюшка. Я чувствую себя связанным по рукам и ногам. Больше всего на свете хотелось бы с тобой открывать бал.
— Не нужно, — покачала головой, пока не начала таять толстая ледяная скорлупа, которой я так тщательно сковывала сердце. — Этого не будет никогда. Открывать все без исключения балы вы должны будете со своей женой. Это правильно.
— Ты говоришь верные вещи, горностаюшка, — обжег нечитаемым взглядом. — Но почему в глубине души я уверен, что они лишь притворяются таковыми?
Я нарочито небрежно пожала печами. Броня неумолимо таяла, я ее отчаянно принялась возводить снова.
— Вам виднее. И… пожалуй, — неожиданно сбилась с ритма. Стоило сбежать, пока эта битва не проиграна мной остаточно. — Голова кружится. Тут слишком душно…
Я врала. И он знал это. В зале пахло свежим ветром, тонким ненавязчивым ароматом цветов и морем. Дышалось легко. Но мне почему-то казалось, что я вдыхаю плотный дым или влажный туман.
Позорить Эдхарда я не собиралась, покинув посреди танца. Терпеливо дотанцовывала последние па, пока не замолкли завершительные ноты мелодии. Но больше не
