– Савелий, сядь обратно! – командует папа, а я мысленно умоляю Ветрова не перечить. Хватит, показал уже свой характер! – Я повторяю: мой сын не покинет стен этого дома. И ваши писульки мне по барабану.
– Это не проблема, Игорь Александрович, – нахальный смешок слетает с губ полицейского. – Мы и вас заберём. За воспрепятствование следствию. Статья 294…
– Ты мне, что ли, угрожать вздумал? – вскипает папа. – Ну давай, попробуй – забери!
Не знаю, что там происходит, но помимо ругани слышу какой-то грохот.
– Не надо, Игорь Александрович, пожалуйста, – вступается за отца Сава. – Мне не впервой. Всё нормально. А вы здесь Нане нужнее.
– Парень дело говорит, – скрипит гнусавый голос. – Поехали, Ветров.
– Нет! Постойте! – верещу не своим голосом и ватными ногами перебираю ступени. – Я была там. Я свидетель!
– Марьяна! – сквозь зубы рычит отец. – Я тебе что велел?
– Папа, – вместо слов выходит неразборчивый писк. – Сава ни в чём не виноват.
Меня колотит, когда возле прихожей замечаю Ветрова, понуро опустившего голову. В окружении двух здоровенных лбов в форме Сава кажется безмерно одиноким и беззащитным. Как и отец. Тот тоже выглядит потерянным и беспомощным. Зато уверенные в своей правоте невменяемые рожи полицейских полны решимости арестовать ни в чём не повинного парня. И даже мой внешний вид не трогает их душ. Впрочем, я не уверена, что они у них есть.
– Я знаю, милая! – запустив пятерню в поредевшие и местами поседевшие волосы, отец подходит ближе и прижимает меня к себе.
– Сава просто за меня заступился, – чёрт, как же сложно кричать в пустоту. – Если бы не он…
Нервное напряжение даёт о себе знать ручьями горьких слёз, бесцеремонно стекающим по щекам. Я так хочу помочь, но по равнодушным глазам церберов вижу, что бесполезно.
– Тише, дочь, тише! – отец размашисто водит широкой ладонью по моей спине. И если поначалу мне кажется, что он пытается меня успокоить, то уже в скором времени понимаю: нет! Таким образом папа просто удерживает меня на месте. Чувствует, как я рвусь к Ветрову, и не даёт сделать ни шагу.
– Свою версию, гражданочка, будете озвучивать, когда вас об этом попросят, – самодовольно хмыкает один из незнакомцев, попутно хлопая Саву по плечу. – Ветров, живее одевайся, а то босиком побежишь!
– Папа, сделай что-нибудь! – только сейчас понимаю, что спустилась зря: вместо того, чтобы биться за Саву, теперь отец защищает меня.
– Не волнуйся, Нана! – на мгновение повернувшись ко мне, просит Ветров. – В отделении во всём разберутся, вот увидишь.
В любимых глазах не замечаю страха, лишь лёгкое беспокойство. Мне бы его уверенность! Чувствую себя виноватой и совершенно бесполезной: что бы я сейчас ни сказала – всё мимо. Меня не послушают. Не услышат. Саву всё равно заберут.
– Я люблю тебя, – шепчу, глотая слёзы, и продолжаю тонуть в бездне его отчаянных глаз. В эту секунду, разделяющую нашу жизнь на «до» и «после», это единственное, что имеет для меня значение.
– И я тебя, Нана, – улыбается краешком разбитой губы Сава. – Очень.
– Ветров! Живее! – как бездомного щенка, блюститель порядка хватает парня за шиворот и выталкивает из квартиры.
– Папа! – истошный визг срывается в неразборчивый хрип, а истерика накрывает меня с головой. – Сделай что-нибудь, папа!
Смутно помню, как на мои крики выбежала мама, как губ касалась вода с привкусом перечной мяты и пустырника. Сквозь пелену беспрестанных слёз никак не могла разглядеть отцовского лица, да и не хотела. Он отступил, сдался, предал! Я что-то кричала , наплевав на приличия, обвиняла во всём себя, Булатова, отца, а потом тихо скулила и умоляла помочь Саве, не бросать его одного. Оглушаемая бешеным биением собственного сердца, я почти не слышала слов, а потом провалилась в какую-то вязкую темноту, уснув на руках мамы, как когда-то давно.
Не знаю, как долго я спала, но прихожу в себя всё там же, в гостиной. В воздухе витает аромат свежесваренного кофе и удушающий запах табака. Неловко сажусь, кутаясь в плед, и осматриваюсь: в комнате идеальный порядок, на кухне в деловом костюме и при полном параде сидит отец и, уперевшись взглядом в экран смартфона, спокойно завтракает. А мама, как обычно, суетится, нарезая ветчину и помешивая шкворчащий на сковороде бекон. Всё как всегда. Только Ветрова до дрожи не хватает.
– Где Сава? – осипшим голосом разрываю привычную тишину семейного утра.
– Проснулась? – исподлобья смотрит на меня отец. Взгляд замученный, уставший, но незлой. – Вот и хорошо. Сейчас поедем.
– К Ветрову? – босыми ногами неуклюже шлёпаю в столовую. Голова гудит, тело ломит, но всё это мелочи по сравнению с едкой солью воспоминаний.
– Нет, – качает головой папа и отпивает из чашки кофе. – В больницу.
– Зачем? – сажусь напротив и тянусь за кусочком сыра.
– Положи на место! – грозно рыкает папа, а потом чуть мягче добавляет: – Сначала сдашь анализы.
– Какие анализы?
– Савелий сказал, что щенок губернаторский подмешал тебе в напиток какую-то дрянь, – отец сжимает чашку так, костяшки пальцев на его руке белеют на глазах. – По уму сразу нужно было к медикам, но Ирина уговорила меня, дать тебе выспаться.
Перевожу взгляд на маму. Она всё так же режет ветчину: господи, куда нам столько?
– А что с Ветровым?
– Адвокат работает, – отец снова концентрирует внимание на смартфоне. – Савелий перестарался. Избежать наказания не получится.
– Как же так? – в уголках глаз моментально собираются слёзы, а нарезанной ветчины становится всё больше и больше. – Он же меня спасал, папа!
– У Булатова сотрясение, переломаны рёбра и нос, множественные ушибы и ссадины – парень похож на отбивную, – вздыхает папа. – А Ветрову грозит срок, Марьяна. Реальный срок.
– И что? Ничего нельзя сделать? – нервно натягиваю рукава Савиной толстовки до упора, не желая верить словам отца.
– Не знаю, дочка! – отодвинув от себя чашку, папа ставит локти на стол и подбородком упирается в сложенные в замок ладони. – Адвокат попытается доказать, что у Савелия были мотивы, что иначе в той ситуации он поступить не мог, но всё это займёт много времени, а результат нам никто гарантировать не может.
Мама наконец перестаёт кромсать ветчину и, составив сковороду с пригоревшим беконом в раковину, поспешно уходит.
– Неужели всё настолько безнадёжно, папа?
– У нас только один выход, Марьяна, – заставить Булатова забрать заявление.
– Антон не заберёт, – обречённо качаю головой. – Ты его плохо знаешь! Этот урод сделает всё, чтобы отомстить Саве.
– А при чём здесь Антон, Марьяна? – расплывается в усталой улыбке папа. – Я говорил о его отце.
– И как мы заставим губернатора это сделать?
