в тщетных надеждах испугать саму мглу, лили святую, искристую благодать на головы защитников мира. Принеся с собой дивный запах благовоний, эльфы как будто желали дать понять всем, как воистину пахнет победа.
Победа?
Я сомневался. Дети тьмы, может, и ослабли после очередного натиска, сдали прежние позиции. Сражение норовило в любой момент перетечь в бойню, где многоликий свет добивает сжавшуюся в комок, уже почти беззащитную тьму. Это было прекрасно, если бы не одно «но»...
Червь сомнений начал разрастаться, когда возликовавшее объединённое воинство подалось вперёд. Разнородность сыграла злую шутку — там, где командиры трубили отступление на прежние позиции, приказывали не продолжать бой, умоляли лишь о том, чтобы не лезть впекло поперёд богов. Моя идея насчет единого командования улетела в трубу. Штаб не справлялся с возросшей нагрузкой и не успевал реагировать на быстрые изменения на поле боя. Магическая связь между войсками не работала и пришлось передавать их по старинке. Неслись приказы, распоряжения, взмыленные гонцы терялись в общем хаосе. Казалось, сейчас все наладится.
Тщетно.
Я почти слышал, как напевает оду нашей глупости Мать Тьма. «Неужели, — спрашивала она, — можно собрать весь живой, такой разный, вонючий сброд— и превратить его в нечто единое?». Она ухмылялась над нашими потугами доказать, что, конечно же, можно! О да, и вы получите прущих напролом рыцарей, с героизмом в груди, жаждой мести вместо благочестия, не с праведным клинком, но бесовым отродьем в руках. Разве может орочий воин, вошедший в раж, неся на полных силы, покатых плечах эльфийскую лучницу, просто остановиться, прислушаться к её остерегающим крикам? Разве может вампир, порождение тьмы, не заплакать, вкусив прежде неподвластной, сладкой, божественной благодати, которой был лишён много веков назад?
Ещё с самого начала, строя планы, они все были обречены...
Пожиратели душ стеной встали на пути тех, кто отдался на милость богам войны. Их мрачные сородичи закружились в танце, взмывая под самые небеса. Земля, прежде не ведавшая такого насилия, вздрогнула. Войска, ещё мгновение назад взбудораженные своей победой, познали жалость и правоту командиров, что приказывали отступать — но было поздно.
Ломая твёрдую, что камень, почву, живое воплощение мглы поднималось наружу. Сотканные из едкого цинизма, злобы и ненависти, возносились вверх могучие башни. Будто желая колоннами подпирать само небо, они стремились ввысь. Мрачная, всепоглощающая тень вмиг разогнала разошедшийся не на шутку свет — ещё мгновение назад праздновавший победу, теперь он норовил трусливо бежать.
Гул войны стих, заглушаемый всепоглощающей тишиной. В ней тонуло всё, как во мраке — Мать Тьма принимала в своё чрево предсмертные крики, оклики командиров, стоны боли и ужаса.
Бес ожидания, почти сгинувший после того, как запели боевые рожки, вновь взмыл над полем боя, жадно потирая руки. «Сейчас, — как будто говорил он, — сейчас!». Мгновения тянулись липким варевом, время стремилось остановить ход часов. Битва — резвая, ритмичная, неостановимая — вдруг обратилась в нечто вялое, ватное, почти бесформенное.
Страх морем разлился меж живыми, топя в своих миазмах светлую надежду. Страх шептал в ухо всем и каждому, что, как только тишину разорвёт в клочья, каждый из них позавидует тем, кому посчастливилось пасть в этом бою раньше их.
Я чуял, как меня колотит такое знакомое, родом из далекого прошлого, волнение. Я знал, что так будет. Я ждал, что так будет.
Хидеки, даром что богиня, неуклонно теряла над собой контроль — другие девчонки тоже. Они еще не отвыкли от своих людских сущностей, не привыкли отрешаться от всего, без трепета глядя на гибель разумных. Все ждали грохота, буйства стихий.
Башня ударила бесшумно — чёрный язык, роняя кипящую смоль слюны, опробовал на вкус взвод слишком близко оказавшихся орков. Гордые продолжатели волчьего рода — варги — заскулили щенками, зеленошкурые служители топора и копья отдали всех себя только одному — адскому, пробирающему до самых костей крику.
Один за другим, они исчезали в ненасытной утробе гигантского чудовища. Убегая, спотыкаясь, они падали в лужи самой мглы. Отростки теней крепко хватали любого, до кого могли дотянуться, утаскивая в своё алчущее плоти и душ нутро.
По черным небесам побежала незримая трещина. Из открывшейся ало-красной раны самого мироздания ударило мглой — разворачивающийся эльфийский корабль опасливо заскрипел, принимая на свой борт удар. Внутри него будто взорвалась сама ненависть — щепки брызнули во все стороны осколками. Летучая посудина переломилась надвое, поверженными птицами, один за другим, прыгал за борт экипаж.
Пожиратели душ не давали им познакомиться с жесткими объятиями земли. На лету, словно куски мяса, подхватывали, рвали в клочья. Предсмертные стоны, полные боли и отчаянья — вот что им было нужно. Сегодня они получили воистину славную добычу.
То, что нужно было Матери Тьме. Облизывая губы от горячего вожделения, она обращала боль в свою музыку, заводя тихую, ласковую, почти колыбельную песнь. Небеса вдруг окрасились второй раной — как чудовищные очи, полные мрака, теперь они глядели на всех взглядом жадной до новых игрушек девчонки. Пожиратели душ потоком хлынули из её глазниц. Бежать было некуда — это знал каждый.
Но они бежали...
Пришло время жатвы — не скрывая злорадства, смеялась Мать Тьма. Она смеялась недолго, едва не завыв от досады, когда вдруг осознала:
Пришло время Богов...
* * *
Тьма-то как на нас попёрла, тут-то я и струхнула! Ну, думаю, пропал мой кривой хвост!
А как ему не пропасть-то? Ещё минутой назад всё, как по грешному делу душой каталось — жали мы мглу во все копыта. Лыцари, ну те, что святые как будто, уж без коней, дак тут мы подпрыгнули. Из наших-то, демонических, мы кто рогом, кто хвостом, кто копытом. Подо мной-то десятка два бисей, да было — так я у них над ушами плетью хлопала. Мрак им, мол, не по вкусу, как же! Лопали — и не давились! Еще и добавки просили.
А тут над головой потом так ухнуло, что уши-то и заложило. Скажи мне кто, что небо разорвать можно, так я б его в святой воде купаться послала, а тут, поди ж ты! Красным как потянуло из стороны в сторону. А оттуда, что из драного мешка, дряни потекло всякой. Мне по глупости попервой казалось, что пожиратели-то эти, они только по душам мастаки, а нас самих детями кличут. Сожрут, чё ли?
А ведь и правда жрали. Всю грешность из самого завалящего чёрта, что селянин бражку, хлестали! И коли до того наша победа была, почти в когтях добычей держали, так эта свежая сила
