Птенец-кудесник наблюдал за внутренними перемещениями своей матери, и тоже кое-что уяснил. Например то, что пришельцы, явившиеся на планету, вовсе не плохиши и не собирались как-то вредить местной фауне, как раз наоборот, хотели создать здесь оазис нового дивного мира. Цивилизацию стройных звездных тел. Сделать магию мозга доступной любому существу, обладающему этим сокровищем.
Простота сего предприятия зависела от нескольких событийных пертурбаций:
Первое – обеспечить спокойное развитие основных нейро-клонов, чтобы те достигли рассвета своей организации, получили инструкции и преступили к обучению остальных.
Второе – выискивать вражеские сознания, готовящие теракты различной сложности исполнения, и, либо уничтожать носителей данных мысленных форм, либо производить переформатирование их установок и собственно восприятия.
Третье – делать все возможное для скорейшего космического восхождения всего животного и растительного вида. Таким образом, третий фактор является собирательным образом любых пособнических вариантов, действующих на благо группы.
Он посмотрел на свою матерь, на то, как она преисполняется глубокого знания и радовался сему. Убивать ее очень не хотелось, благо этого делать и не пришлось, раз существует способ переформатирования.
Когда мать вышла из оцепенения и провозгласила новый порядок в своей голове, тогда птенца нарекли Наресином. Такое же имя носила близкая река, расположенная в предгорной местности, где обитали многие и многие существа из животного мира. Прелюдия к соль-мажор октаве была тем великолепным завершением, которого все так ждали. Наресин-птенец обнял свою матушку и вместе они полетели к Звезде, чтобы поприветствовать и заодно ясным взором посмотреть на новых, возможно, властителей мира.
Красива была симфония: в зеленом очаровании сопели оба существа, сцепленные с друг другом тонкой нитью пуповины. Звездная светимость ревностно оберегала покой своих детей, а Вдохновение унеслось в высоту, на гору, чтобы там учинить новое предприятие, о сути которого знать пока никому не дозволялось. Кристаллические решетки в структурах птичьих тел заскрипели, замигали, когда те подлетели близко к звездным сущам.
Птенец пробормотал про себя некую тарабарщину и начертал у своего лба треугольник, тоже сделал и с матушкой, и тотчас, как по волшебству, тошнотные скрип и свет перестали биться ключом. Структура пришла в равновесие и теперь они оба могли с самозабвением придаться созерцанию.
Медитативные токи пробуждали в сознании те давно позабытые конструкты, которыми некогда питались иные из рода птичьих. Этакая общая матрица из идей и мысленных вершков. Завершено то было, али нет, притворено ли в жизнь или так и осталось пылиться в загашниках – все это теперь находилось в первичном состоянии всевозможности, что равняется сути самой вечности.
Немного страшновато пробираться к таким мыслям и трепетать над формулами из древних манускриптов, оставшихся от прошлой величественной цивилизации. Наресин должен был оставить предрассудки глупостям, отбросить малодушие и в упор взяться за рычажки о сотворении нового мира. Звезда на него надеется, Вдохновение пробудило в нем необходимые качества, все идет истинно так, как должно идти. И да благословит его Космос, эта всея родительская песочница, на которую так отрадно глядеть в безоблачные ночи.
На себя обращает внимание подсвеченный небосвод, когда требуется принять важное решение. На себя показывает солнечный диск, когда хочет раздеть радужное очарование на составные части. Только необходимое, только интуитивное может пробраться сквозь незапятнанные недра близкой отары горы, за которую принялось Вдохновение. Река Наресин тоже бдела над важным делом, ей было поручено выловить из своих сетей троицу красных рыбок с фиолетовыми бочками. То понадобится в магическом ритуале омовения.
Нежность, нежность и еще раз нежность крепчала в сердечных чакрах населяющих всю эту землю созданий. Они каждое утро испивали из святого источника, каждое утро подкладывали хрустальных дров в очаг синего огнева. Это время чудес, не иначе! Та сумрачность, сковавшая льдами полюса наших душ, скоро исчезнет во свете нового мира. Мы верим в лучшее, как когда-то верили в себя и свое восхождение. Теперь вот очередь за двоицей из далекого космоса.
Звезда хотела было ускорить процесс восхождения своих дитятей; но чуть развив малинового сока на зеленых еще малюток, она поняла, что это тщета и лучше не торопить событий. Вселенная длинными и короткими ночами показывала нам битвы околотка морей с молотом суши, являла картины сновиденческой фантастики будущего, а мы добродушно посмеивались над всем.
«К чему была вся эта кинолента, если мы уже обладаем наилучшим из возможного? Мы знали, что это именно так. Матрицы наших видов принесли из глубоких слоев забытья весть о звездной красоте, которая явится из далеких краев. Так и случилось. Нет нужды сомневаться, что та Звезда и те Дети, это именно то, о чем рассказывали матрицы».
Гора о близких землях находилась на возвышенности Крау. Имени у той громады пока еще не было, но Вдохновение плотно над тем работало. На очередное собрание возле синего огня вся группа существ собралась во множестве и качестве. На повестку вечера выслали такое изречение: что стоит за возвышенностью Крау, дремотные ли туманы или красочные породы серебряных дождей?
Ухали птицы, работали на пупырчатых поверхностях старатели, металлы добывались, птицы клокотали у мощных фундаментов, где в настоящее время производится стройка величественных храмов о новом мире.
Голос подал один из племени красноперых соченцев. Он посмотрел на скованные темной ночью небеса, потом вышел вперед, ближе к священному огню и стал говорить четким, размеренным голосом:
– Моя дума такова. Если о дремотных туманах весть распространялась неумолимо быстро, и во множестве своем, то о красочных породах серебряных дождей я никогда не слыхивал и мысли о «таком» никогда не приходили в мою мудреную голову. – Петушиная морда сплюнула на холодный песок и продолжила. – То значит, что дремота в туманах каким-то неизвестным боком и правда существует, в противовес второму варианту, о котором не знамо ничего и никем.
Птенец-Наресин поблагодарил мудреца и спросил всю сидевшую близ огня ораву:
– Кто-нибудь еще желает высказаться?
Из дальнего дощатого наседа поднялась куро-фаза Аси. Она, шествуя вперед, тяжело перебирала лапками и когда ее важная туша видна стала всем, то промолвила:
– А я слыхивала о дождях и красочных породах серебра. – На нее пристальным вниманием теперь воззрились все, даже те, кто колупал из собственных перьев золото. Она вздохнула и принялась не то хвалить собравшихся, не то поругивать: – Вот мы такие ученые и сердечные, дух на свет выводим, а простого видеть отказываемся, хотя оно буквально валяется у нас под лапами. – Куро-фаза оглядела каждую перьевую голову. – Да, я слышала о невероятном, и это неслыханное действо происходило близ моего домишка. Недалеко как пять дней назад.
Собрание заквохтало, заверещало: «да быть того не может», «ты брешешь старая кура», «под гору бы ее кинуть, чтобы поумнела» и прочее и так далее.
