Против ягод – броня, против жахателей – вихревики, – согласно кивнул Брак. – Да и обычный скиммер намного практичнее. Жрать не просит, ездит быстрее, везет больше. Если еще с коляской или прицепом…
– На броню без дырокола не полезешь, а как с ним на лошади?
– Ну все, теперь их двое, – мрачно заключил Везим. – Пойду в лес спать.
Он порылся в куче хлама под навесом, обвешался силками и капканами, после чего спрыгнул с борта и бесшумно растворился в прибрежных зарослях.
– Зря вы так про кавалерию, мальцы. На Талензе ей веками воевали и куда как успешно. Удар разогнанным клином страшен, лошади под эйром разве что лететь над землей не начинают. Любое сопротивление – в клочья, как пьяный молотобоец в борделе.
– Так то на Талензе, здесь-то они за каким шаргом? – спросил Средний. – Вон, картечницей стегануть – и нет той…
– Кавалерии.
– А куда еще молодым сарам идти воевать? – пригладил усы Раскон и вновь уткнулся в миску. – Им по праву рождения положено служить, а офицеры из них, по большей части, херовые. Там Академию заканчивать надо, да и услать могут в дикую глушь – охранять с гарнизоном какой-нибудь сельский сральник в горах. Кому такое надо? За рычагами – не солидно, грязно. Пехота для простолюдинов, на флоте опасно, цепов на всех не хватит… Вот и идут в кирасиры, там мундиры цветастые, плюмажи, парады всевозможные. Лошадь боевая целое состояние стоит, особенно, если родословная еще со Старого Света тянется. Молодняк любит померяться древностью и богатством рода.
– Опять про войну, – заметил Кандар. – Ты же сам говорил, что не потерпишь.
– Гхм. Это Шаркендар опять начал. Давайте тему менять.
Со стороны леса раздался встревоженный ор визжиков, после чего что-то бумкнуло и наступила тишина. Редкие огоньки светлячков, помигав, вновь засияли неярким желтым светом.
– А что сразу Шаркендар? Я всегда против, вы знаете. Это молодым дай почесать языками у костра, нет бы сберечь силы для…
– Для баб. – перебил его Младший.
– Друг для друга, идиоты. – старик налил себе ухи и крутанул вертел. Поплямкал губами, тыкнул узловатым пальцем в румяный бочок порося, после чего заговорил: – Меняем тему, мальцы. Вот ты, Четырехпалый, каким ветром тут оказался?
– Сейчас доем и расскажу, – ответил калека, собираясь с мыслями.
С Расконом ему толком не пришлось врать, повезло. Но въедливый старик жаждал подробностей и простым “Упал с цепа” отделаться не вышло. Жаль только, что среди горжеводов уже был один бывший раб, к тому же проходивший в ошейнике целых восемь лет. Брак сам был не прочь добавить такой факт к своей выдуманной истории, что разом объяснило бы его сугубо степные познания в механике и намертво закрыло бы пробелы в прошлом.
Но Кандар и сам был невольником, к тому же наверняка знал о жизни в рабстве куда больше молодого Котобоя. Проколоться на мелочах по такому глупому поводу – верх неразумности, поэтому Брак использовал запасной вариант. Тот, где фигурировало семейство вольных торговцев, перебравшееся с Талензы в поисках лучшей жизни.
Джус из запойного пьяницы стал честным и благородным отцом семейства, совместив в себе черты Оршага и даже немного Тордена. Часовщик стал мудрым и ворчливым дедом-механиком, Логи переродился в старшего брата, обзаведясь роскошной шевелюрой и куда менее говнистым характером, Левая и Правый так и остались близнецами, разменявшими на двоих дюжину лет. Лишь Сима ни капли не изменилась, оставшись в том образе, который навечно свелся у Брака в памяти.
Выдумка мешалась с правдой, рассказ плавно стелился над темной заводью, лживые слова с поразительной легкостью срывались с языка. Новая история будто жаждала родиться, нетерпеливо подталкивая рассказчика в спину и мягко подсказывая нужное направление. На моменте описания гибели семьи от рук кочевников, Брак даже сбился и незаметно утер лицо, настолько яркая и живая картинка предстала перед глазами.
Остаток своих похождений, включая работу на других вольников, он скомкал, но Шаркендар остался удовлетворен. Старик покряхтел, поохал, обсасывая беззубыми деснами мясо со свиной ножки, после чего подытожил:
– Потрепало тебя, малец. Хотя, кого тут не потрепало…
– Скраппер где сводить научился? – спросил Старший.
– На цепе стоял, на крыше, – честно признался Брак. – Он простой, как лом, и такой же древний был. Там же гравик спер, перед тем как спрыгнуть.
– Кидал надо кидать, – глубокомысленно заявил Младший. – Это будет…
– Справедливо.
– Я теперь тоже фолшер хочу, – невпопад заметил Кандар. – Рас, у нас есть гравка лишняя? А то на флире болтаться страшно.
– Откуда?
Фальдиец отложил планшет и задумчиво смотрел в угасающий костер, перекидывая между толстыми пальцами серебряную монетку. Та, словно по волшебству, то исчезала, то появлялась на ладони, тускло блестя в свете Левого и Правого. По реке тянулись две сияющие дорожки.
– Хорошо рассказываешь, малец, – нарушил молчание Шаркендар. – Еще есть?
– Если не соврал, то знает шаргову тьму всяких баек, – ответил за калеку сероглазый. – Твои уже до печенок надоели.
– Меня комары сожрали, – пожаловался Младший. – Пойду спать.
В подтверждение он звонко шлепнул себя по лицу, размазав по щеке кровавую кляксу. Подобные шлепки раздавались на плоту все чаще, несмотря на трудившийся изо всех сил эйнос. Местные кровососущие насекомые к полуночи зверели настолько, что отгонялки попросту переставали справляться. Что удивительно, Брака они почти не трогали, что вызывало искреннюю зависть братьев. Те бухтели насчет приманки и свежего мяса для речных духов, махали в сторону калеки ветками лапника и какой-то звенящей штукой, но комары продолжали упорно игнорировать свежую добычу.
– Засиделись, – поднялся со своего места Раскон. – И не обсудили толком ничего.
– Утром что? – с затаенной надеждой спросил Старший.
– Как обычно. Если Везим ничего не найдет, пойдем дальше на запад. Может летуна запустим, если погода позволит.
– Я не про это.
Рыжий задумчиво покачал головой, окинул взглядом заводь и кивнул. Жерданы разом просияли и разбрелись по лежакам. Зашуршали натягиваемые сетки от насекомых.
– На страже Кандар, потом Средний, затем Младший. Утром дежурит Везим. – Раскон убрал монетку в рукав и потопал в пристройку. – Следите за лесом внимательнее, слухи нехорошие ходят.
– Может новенького? – протянул
