На фиг Кэрол. На фиг их всех. Пусть живут, пресмыкаясь перед своим небесным начальником, которого они сами же и выдумали. Она, Роза, обойдется без него.
Глава 7
«Таня жаждет отправить его в какой-то „скит“ в Аризоне…»— Таня жаждет отправить его в какой-то «скит» в Аризоне. — Одри смахнула соринку с больничного одеяла Джоела. — Медитировать в пустыне и прочищать чакры за тыщу баксов в неделю. — Выгнув брови, она глянула на Джин и Карлу, сидевших по другую сторону кровати. — Представляете? Я сказала ей: «Прекрасно, но ты уверена, что можешь себе это позволить?» Она и заткнулась. — Одри усмехалась, припоминая, как ловко она поставила на место Таню.
— И все же, что ты собираешься делать? — спросила Джин.
Улыбка Одри померкла.
— Не знаю. А что я могу?
— Вообще-то, Джин, — сказала Карла, — в Квинсе действует очень хорошая амбулаторная программа, куда мы могли бы вписать Ленни. Маме я уже об этом говорила.
Склонив голову набок, Одри воззрилась на дочь:
— Чистая душа, она верит, что Ленни будет трижды в неделю мотаться в Квинс.
— Ты думала о принудительной дезинтоксикации?
— Помилосердствуй, Джин! Он уже раз двадцать проходил через это. И я не выдержу, если мне опять придется трындеть про то, как я бешено его люблю и забочусь о его здоровье. Лучше повеситься.
— А что говорит Роза? — поинтересовалась Джин.
— Пф-ф!.. Роза в своем репертуаре. Она требует, чтобы я его выгнала из дома и не пускала обратно, пока он не завяжет.
— Не такая уж плохая мысль, а? — задумчиво прокомментировала Джин.
Одри стиснула челюсти. Она ответила бы колкостью, не войди в палату медсестра.
— Добрый день! Как поживаете?
— Просто фантастически, — отозвалась Одри. — Что это?
— Мистеру Литвинову нужно прочистить трахею. А вы пока можете выйти на несколько минут.
Коротая время, женщины прохаживались по коридору. За распахнутыми дверьми палат им являлись картины чужих горестей: старик, сверкая огромной, как у слона, мошонкой, неуклюже забирался в постель; подросток в больших устаревших наушниках угрюмо смотрел мультики; больничный волонтер с чувством исполнял любовную песенку для молодой лежачей пациентки, аккомпанируя себе на электрооргане.
— Я вот о чем думаю, — сказала Джин. — На следующей неделе я еду в Бакс[42]и останусь там на весь август. Почему бы Ленни не поехать со мной?
— Вряд ли… — запротестовала Одри.
— Безусловно, это не окончательное решение проблемы, — добавила Джин. — Но Ленни не помешает убраться из города. А тебе неплохо бы передохнуть.
Одри скептически поморщилась. Ей не хотелось отпускать Ленни. И она никогда от него не уставала.
— Нет, так не пойдет. Вне дома Ленни сам не свой. Помнишь, как он ездил в Турцию?
— Но нужно же что-то делать, — не сдавалась Джин.
— По-моему, это хорошая идея, мама, — сказала Карла. — Особенно если в Баксе Ленни снова начнет посещать «Анонимных наркоманов».
Одри притворилась, будто не слышит.
— В деревне его замучают аллергии, — сказала она Джин. — Жалко парня.
— Ох, Одри…
— И он не захочет ехать, как пить дать. Не могу же я его заставить?
— Можешь. Скажи, что прекратишь снабжать его деньгами, если не поедет.
— Черт подери. Джин, — рассмеялась Одри, — у него был всего лишь небольшой срыв.
Джин не улыбнулась в ответ.
— Ты уже привыкла к его срывам и не воспринимаешь их всерьез. А зря. Если ничего не предпринять, он в итоге убьет себя.
— Кажется, ты чересчур увлеклась чтением «Ридерз Дайджест»…
— Правда в том, Одри, что, возможно, он убьет себя, что бы ты ни делала. Но если ничего не делать, то такой исход неминуем.
Снова чертыхнувшись, Одри в раздражении принялась щелкать застежкой на сумке.
— Джин права, — сказала Карла после паузы. — Я знаю, мама, как тяжело тебе будет, но это подлинное проявление любви…
— Ладно, ладно, — оборвала ее Одри. — Избавь меня от слюнявых пошлостей.
Они стояли посреди коридора, рядом с тележкой, на которую были свалены подносы с остатками ланча. От тележки исходил унылый столовский запах. Джин повернулась к Одри:
— Ты ведь не простишь себе, если не сделаешь все, что было в твоих силах…
— Ладно! — рявкнула Одри. — Я поговорю с ним.
В глубине души Одри надеялась, что Ленни удивит ее и захочет поехать в Бакс — он был парнем взбалмошным и любил потакать своим капризам. Но стоило Одри заикнуться о поездке, как приступ смеха, которым разразился Ленни, похоронил эту надежду.
— Мам, ты же знаешь, как я ненавижу все это. Провести месяц бок о бок с Джин — да я рехнусь!
— Она постарается не попадаться тебе на глаза.
— Ну, если бы она предоставила дом в полное мое распоряжение, я бы еще подумал.
— Там так красиво летом.
— Да там тоска зеленая. И потом, какая природа с моими аллергиями?
Когда Одри поняла, что ненавязчивая реклама Бакса не действует, она прибегла к иному тону: игриво заявила, что он мог бы поехать туда ради нее. Ленни ответил горестным взглядом.
— Спасибо, мама, — с обидой пробормотал он. — Я и не знал, что тебе так не терпится от меня избавиться.
В итоге, собравшись с духом, Одри предъявила сыну ультиматум, сформулированный Джин: если он не поедет, она лишит его довольствия. Ленни назвал ее жадной сукой и ушел, хлопнув дверью и пригрозив больше никогда не возвращаться. Вернулся он через три часа в слезах и раскаянии. Просил прощения за грубость. Он бы не стал хамить, но ему было ужасно больно, ему невыносима мысль, что его удаляют из дома. Мама ведь не отошлет его, правда?
— Лен, я должна. Я делаю это для тебя.
— Гадина! — Одри отшатнулась, когда он пинком перевернул стул и завизжал: — За что ты так со мной?!
— Ленни, детка…
— Не подходи ко мне! Ты, бессердечная старая п…да.
Так продолжалось четыре дня, до самого отъезда.
Каждое утро Ленни начиналось с того, что он уламывал мать и ластился, затем умолял и плакал, а под конец взрывался неистовой бранью, чтобы после передышки снова перейти к задабриваниям. В его присутствии Одри демонстрировала неколебимую решимость. Без него отчаянно рыдала. Джин звонила ежедневно, стараясь «поддержать ее морально». Карла взяла на себя предотъездные хлопоты: нашла адрес ближайшего к загородному дому Джин отделения «Анонимных наркоманов», поменяла номер на мобильнике брата, чтобы дилеры не смогли его достать, и прочее. Но никто, чувствовала Одри, не способен помочь ей по-настоящему. Ее жизнь медленно и систематически обчищали, вынося все то, что ей было особенно дорого. Джоел покинул ее — или почти покинул, — застряв в подземелье комы. Крепость ее брака — единственное, что можно было причислить к ее личным достижениям, — рухнула под напором хищницы Беренис. И вот теперь Ленни, ее малыш, уезжает из дома.
