Frequenzsprungverfahren: «технология прыгающих частот».
На данном этапе наш план выглядел так: после того, как корабль или подводная лодка выпустит торпеду, сверху, с самолета, подаются сигналы о корректировке курса, корабль или подводная лодка передают их на торпеду, и для каждого короткого сигнала частота меняется вручную с интервалом в минуту. Идея переключения частот для защиты от перехвата и помех сама по себе была новой (она осенила меня, когда мы с Джорджем впервые играли в четыре руки), но нам хотелось создать более совершенную систему, такую, чтобы не приходилось целиком полагаться на ручную смену частот. Людям свойственно ошибаться, а тут каждая секунда имела значение.
Но как должна выглядеть такая система? Какой механизм способен выполнить такую задачу? Мы снова и снова задавались этим вопросом и ходили по кругу, что и отразилось на страницах блокнота. Нужно было начать все сначала. Я перевернула новую страницу и записала цель: «Устройство для синхронизированной смены радиочастот».
С чашкой кофе в руке я начала расхаживать по патио, размышляя над устройством, которое могло бы передавать информацию о последовательности радиочастот и переключать их. Покончив с кофе, я закурила и продолжала ходить. Ни на дне кофейной чашки, ни в сигаретном дыме вдохновения не обнаружилось, и, взглянув на Джорджа, я увидела, что он тоже не нашел там толчка для творческой мысли. Может быть, я поставила перед нами невыполнимую задачу. В конце концов, если самые блестящие, получившие специальное образование научные умы не решили эту проблему, с чего я взяла, что она по силам актрисе и музыканту? Я чувствовала себя круглой дурой.
Я снова стала вспоминать наш дуэт. Тогда я была совершенно уверена, что мы с Джорджем — идеальные партнеры для этого проекта, хотя наша научно-техническая подготовка и была, мягко говоря, нестандартной. Дело было не только в том, что наша игра подсказала мне идею синхронизации. Я верила, что необычный интеллект Джорджа и его опыт в работе с механизмами — пусть и музыкальными — как нельзя лучше подойдут для этого проекта.
Я замедлила шаги. Идея понемногу складывалась в голове, дразняще скользила по краешку сознания, но еще не до конца оформилась. А если еще подумать про машины Джорджа? Например, про ленты пианол, которые он использовал для синхронизации звука в «Механическом балете»? На них была перфорация, в которой и были закодированы сигналы для смены клавиш пианолы. Если взглянуть на это немного под другим углом… а нельзя ли такие ленты — или что-то подобное — использовать для передачи синхронизированных сигналов об изменениях радиочастот между кораблем или подводной лодкой и торпедой?
Я взяла со стола красную ручку и подошла к доске с блокнотом. Жирными заглавными буквами на почти чистом листе бумаги, над нашей схемой, выписала слово «лента».
Джордж посмотрел на меня.
— Что еще за лента? Только, пожалуйста, не говори мне, что речь идет о ленточках для волос.
Я была в таком восторге от своей богатой идеи, что даже не разозлилась на его оскорбительное замечание. Я рассмеялась.
— Нет, глупенький. Я подумала о перфорированной ленте для пианолы. Можно же сделать какое-то устройство вроде этой ленты для корабля или подводной лодки и для торпеды, тоже с отверстиями, как на валике пианолы, — с последовательностью радиочастот и командами для смены частоты? Одна лента будет работать как передатчик, а другая — как приемник.
Джордж вскочил.
— Боже мой, ну конечно! И как это мне раньше в голову не пришло? Можно же взять два одинаковых валика с бумажными лентами, как для пианолы, и прорезями нанести на них код изменений частоты.
— Но как именно они будут управлять изменениями радиосигнала?
Он выхватил у меня красную ручку и стал чертить в блокноте.
— Гляди, Хеди. — Он показал на свой торопливый чертеж. — Если перфорированные ленты намотать на головку канала управления, они смогут запускать специальный механизм для нажатия на нужные переключатели, соединенные с генератором, который и производит радиосигнал.
— И таким образом мы устраним человеческий фактор при смене сигнала.
— Да.
— Это позволит переключать частоты по всему спектру, а не только в ограниченном диапазоне. Перехватить такой сигнал будет почти невозможно.
— Именно так, как ты и рассчитывала.
— Неуловимый код, — почти шепотом проговорила я, словно мантру. Или молитву.
Мы добились своего. Мы изобрели свое устройство, хотя еще несколько минут назад я сомневалась, что это в наших силах. Вне себя от восторга и гордости, каких никогда не испытывала за годы своей актерской карьеры, я в порыве чувств бросилась обнимать Джорджа.
Его руки обвились вокруг меня, и он стиснул меня в объятиях. Я улыбнулась ему сверху вниз — он ведь был гораздо ниже меня. Но он не улыбнулся в ответ — вместо этого он вытянул шею и поцеловал меня в губы.
Я в ярости оттолкнула его. Меня возмутила не вольность, а предательство нашей дружбы.
— Как ты мог!
Его лицо вспыхнуло, сделавшись ярко-красным, и он зажал рот ладонью.
— Что я наделал! Хеди, пожалуйста, прости.
— Джордж, я привыкла к тому, что мужчины относятся ко мне так, как ты сейчас, — как к игрушке для удовлетворения своих желаний, — но от тебя я такого не ожидала. У меня никогда не было раньше такой дружбы и такого сотрудничества, как у нас с тобой, и это значит для меня больше, чем любой роман. Понимаешь?
Багровый румянец на его щеках сменился бледно-розовым. Он кивнул.
— Понимаю. Ты когда-нибудь сможешь меня простить?
Мне случалось прощать куда более страшные посягательства на мое тело, но мало кто так больно ранил меня душевно. Но, вглядевшись в его лицо, я увидела на нем искреннее раскаяние. Я хорошо знала это выражение — оно каждый день смотрело на меня в зеркале. Как же я могла отказать ему в возможности оправдаться, о какой мечтала для себя? Разве не в надежде на искупление и прощение все это и было затеяно?
— Конечно, Джордж, — серьезно сказала я. А потом дала ему шутливого тычка, чтобы разрядить атмосферу. — Только гляди, чтобы этого больше не было.
Глава тридцать девятая
26 октября 1940 года
Лос-Анджелес, Калифорния
— А это что еще за каракули? — спросил Джордж, щурясь и указывая на фразу рядом со словом «лента». — Ей-богу, тебя в этой хваленой швейцарской школе ни грамматике, ни чистописанию не научили.
Я рассмеялась. Убожество моего престижного образования, особенно по сравнению с объемом технической и научной информации, которую я потом усвоила сама, было между нами частым предметом для шуток. Почему-то в разговоре с Джорджем такие темы меня
