Пироман прижал коленом его горло, и матрос широко раскрыл рот, хватая воздух. «Пегги!» — Бреннон стиснул рукоять топора — Пегги, вся в синяках и ссадинах, Пегги, окруженная этими скотами, хрупкая, беззащитная — и упустил момент, когда Редферн насыпал угли в рот моряку. Ляйднер глухо взвыл. Пироман пропихнул угли рукоятью совка ему в глотку и придавил челюсть коленом, стиснув жертве зубы. Моряк забился под ним, стуча головой об пол; Бреннон очнулся.
— Хватит! — он схватил Редферна за плечо и отшвырнул его от Ляйднера. Тот еще дышал и мелко трясся.
— Неужели вам жалко? — прошипел пироман. — Ему следовало довести дело до конца, чтобы вы…
— Дядя! Энджел! — раздался голос Маргарет. — Вы где? Мы тут…
— Пег, не подходи! — крикнул комиссар, но поздно: девушка вынырнула из темноты, увидела Ляйднера и отпрянула со сдавленным воплем, зажав рукой рот. Энджел переменился в лице и метнулся к ней.
— Маргарет! — он поймал ее за руку. — Это Ляйднер! Вы понимаете? Маргарет, вы же помните, я обещал!
Он он уставился на нее жадно и умоляюще одновременно. «Смотрите! — прочел Натан в его взгляде. — Смотрите, я сделал это для вас! Вы же довольны? Довольны, правда?»
— Маргарет, я ведь обещал вам, и он поплатился, вы же помните… вы же…
«Рады?» — с горечью подумал Натан. Маргарет, дрожа, вгляделась в моряка — и узнала его. Натан понял это по тому, как изменилось выражение ее лица. Отвращение и ужас исчезли, словно узнавание мигом их смыло; она чуть отстранила Энджела, чтобы окинуть Ляйднера долгим оценивающим взглядом — матрос уже не трясся, только издавал слабые клокочущие звуки.
— Маргарет… — прошелестел пироман. Она наконец отвела глаза от моряка и прижала ладонь к запавшей щеке Редферна.
— Ох, Энджел, — нежно сказала Маргарет, он слабо улыбнулся и привалился к стене: вспышка ярости угасла, отняв у него последние силы. — Вы совсем устали. Идемте, я нашла место, где вы сможете отдохнуть.
Она перекинула его здоровую руку через плечо. Энджел тяжело оперся на девушку. Он был весь в поту, как от лихорадки, и ребра ходили ходуном, натягивая обожженную кожу.
— Что наверху? — сухо спросил Бреннон.
— Рагнихотри сбежал, — ответила Маргарет. — Проблемы остались. Добей его и понимайся на палубу — тебя ждут мистер Лонгсдейл и ведьма.
— Добить? — холодно уточнил комиссар, хотя в сердце что-то сжалось. — Ты настаиваешь?
Маргарет насмешливо фыркнула:
— А ты что, думаешь, я прощу его во имя милосердия и сострадания?
— Нет, — сказал Бреннон, — не думаю.
***
Комиссар глубоко вдохнул сырой холодный воздух. После затхлого трюма он показался Натану опьяняюще свежим. Как будто он вырвался из удушающего сна — не кошмара, но липкого полубредового видения, после которого реальный мир при всей его неприглядности выглядит чертовски милым местом.
— Что здесь у нас? — спросил Бреннон. Над палубой свистел пронизывающий ветер, в небе сгустились тучи, вид которых Натану не нравился. Корабль натужно скрежетал, словно собирался вот-вот развалиться на части и выбирал подходящий момент.
— Рагнихотри сбежал, — сказал Лонгсдейл; пес с виноватым видом сидел у его ног. — Мы сцепились, и он попытался провернуть со мной какой-то брахманский трюк с подчиняющими чарами, но безуспешно.
— Так что ж, от расстройства он сиганул за борт? — хмуро осведомился комиссар. Джен нигде не было видно, и он встревожился: черт знает, кого ведьма испепеляет в эту минуту… и не утонула ли, надорвавшись после драки со змеем.
— Ну… да, — признал Лонгсдейл.
— Что да?
— Сиганул.
Бреннон поперхнулся. Море за бортом могло вызвать мысли о купании разве что у самоубийцы.
— Зачем? — въедливо спросил он и заметил краем глаза группку матросов, скучившихся вокруг седого мужика, который кинул ему топор. Бреннон все еще сжимал оружие в руке.
— Чтобы сбежать. Он оседлал змея, отсоединил корабль и…
— Даже не нагадил напоследок? Эта тварюга может одним ударом хвоста полкорабля разнести, а Рагнихотри просто взял и уплыл? Куда он, черт подери, вообще может плыть верхом на змее?
— Не знаю, — расстроенно сказал консультант. — Мне следовало отправиться за ним, но я не могу оставить вас на корабле посреди такого положения, — он выразительно взглянул на тучи. — Я послал в погоню Джен, но, боюсь, ей придется вернуться. Море — не слишком дружественная ей стихия, особенно в бурю.
— Как она? — буркнул Натан, сам не зная, о чем спрашивает: о ее здоровье или о том, сколько еще жертв она выкосила.
— Змей ей не навредил.
— А она ему?
Консультант неопределенно пожал плечами. К Бреннону решительно направился седой моряк, окруженный тесной толпой товарищей по несчастью.
— Клаус Гюнтер, — отрывисто назвался он и сунул Натану куртку, которую комиссар с благодарностью натянул. — Боцман «Кайзерштерн».
— Комиссар Бреннон, отдел особо тяжких преступлений, полиция Риады. Это наш консультант, мистер Лонгсдейл.
Гюнтер посверлил Лонгсдейла тяжелым подозрительным взглядом, и Бреннон не мог его осуждать. После всего пережитого — ничего удивительного.
— Эт у вас там в полиции терь такие есть? — недоверчиво спросил боцман. — Эт ваш собственный, что ли, zauberer[5]?
— Угу, — решил комиссар. Треснувшая мачта со скрежетом накренилась, от чего весь корабль заскрипел. Лонгсдейл вскинул руку и забормотал заклинание. Мачта встала на место, но матросы отпрянули от консультанта; Гюнтер неприязненно на него покосился. А Бреннону стало ясно, что далеко с такой мачтой они не уплывут.
— Где мы? Корабль сильно поврежден?
— Мы шли к Дессенбергу. Но дороги туда судно не выдержит, — он кивнул на мачту. — Можем повернуть обратно, если повезет.
— Почему — если повезет?
Гюнтер ткнул пальцем в клубящиеся до горизонта тучи:
— Видали? Мы пойдем в самое сердце шторма, если двинемся к вашему берегу.
Перспективы комиссару не понравились. Матросы так на него смотрели, будто ждали решения проблемы — и почему-то именно от него.
— Поганая гнида и здесь свинью подложила, — буркнул боцман. — Таких штормов не бывает в этих водах в середине сентября.
Бреннон потер бородку и наконец постановил:
— Отправьте ваших людей осмотреть корабль. Я узнаю, что мистер Лонгсдейл сможет сделать с мачтой. А, и еще: в трюме находится мистер Ляйднер. Если он еще жив, разместите его где-нибудь.
— Ляйднер, — медленно повторил моряк и добавил длинную злобную фразу на доргернском; матросы поддержали его согласным гулом. — Сдохнет — туда ему и дорога!
