Поздоровавшись со всеми, я закрылась в ванной, чтобы переодеться в черное платье.
Разговоры ни о чем, растерянные взгляды родных, которых не видели сто лет, и еще столько бы не видели, если бы ни страшное событие.
— Пора, — подошел к нам с Мишей мой отец. — Едем, чтобы не задерживаться.
— Кого взять в нашу машину? — громко спросил Воровский. — У нас три свободных места.
В итоге с нами поехали мои родители, все остальные оказались при машинах.
В городском морге нам быстро выдали тело. Я была удивлена – к моргу приехал тот самый следователь Пригожин.
— Мне жаль, что с вашей сестрой случилось такое, Лиза, — со скорбью во взгляде произнес он и протянул мне гвоздики. — Вот, цветы. Может, скрасят ее последний путь.
Я вдруг осознала, что больше никто не принес цветов. Моя семья была настолько сбита с толка, что даже не подумала о цветах.
— Миша, как же… цветов больше никто не купил… — сказала я и всхлипнула.
— По дороге остановимся и купим, не переживай, — сжал мою руку он.
Из морга выехал катафалк.
— Садись к матери, мы с Андреем Борисовичем вас догоним на машине. И цветы купим, не волнуйся, — подтолкнул меня к микроавтобусу Воровский.
— Хорошо, да…
Всхлипнув, я бросилась догонять маму и отца.
Теперь всех хоронили на новом кладбище, в двадцати километрах от города. Я села в микроавтобус рядом с родителями и с отчаянием уставилась на бледное лицо сестры. Она лежала в сиреневом гробу, с застывшей восковой маской на лице, совершенно не похожая на себя.
У мамы началась истерика.
— Саша, как же… как же мы ее недоглядели? — цепляясь в руки покойницы, рыдала она.
Отец был бледен и молчалив. Он сжимал плечо мамы, растерянно и с совершенной безысходностью во взгляде. Периодически его губы подрагивали и по лицу скатывались слезы.
Я боялась за отца. Мне казалось, его больное сердце может не выдержать такого испытания.
Нет ничего страшнее похорон собственных детей. Сейчас, когда у меня появилась дочь, я понимала родителей, как никогда. Аля всегда пыталась избавиться от их опеки. Она не была образцом для подражания. Она постепенно скатывалась, пока не превратилась в девочку по вызову, а потом умерла от передозировки какого-то наркотика. Но для родителей их дети всегда остаются детьми. Это была самая тяжелая дорога в моей жизни.
Отпевали прямо у могил. Кто-то из родственников позаботился и заказал панихиду. Серый, мрачный конец февраля, кучка растерянной родни у могилы и мерзкое ощущение на душе – вот что осталось у меня в памяти от похорон Али.
Обратно я ехала вместе с мужем и Пригожиным.
— Как ваш сын, Андрей Борисович? — когда машина тронулась с места, спохватилась я.
— Спасибо, хорошо, — улыбнулся следователь. — Только благодаря вам, Лиза.
— Жаль, что наша встреча произошла при таких нехороших обстоятельствах…
— Жаль, что вашего бывшего мужа так и не удалось подвести под обвинение. У начальства нервы сдали, — покачал головой он. — Только я здесь не просто так, Лиза. Я пока Олега Данилевского в тюрьму не посажу, не отступлюсь. Не хочу, чтобы вы провели всю свою жизнь в страхе.
— Я тоже этого не хочу… поэтому и попросила Мишу взять меня с собой. Надеюсь, Олег узнает, что я в городе. Надо покончить с ним раз и навсегда.
— Насчет вашей сестры, Лиза. Мы опросили ее окружение. Дело в том, что Аля не употребляла наркотики. Последние полгода она старалась вести здоровый образ жизни, у нее выявили небольшую опухоль. Она хотела вылечиться. По-крайней мере, так про нее рассказывали подруги по ремеслу.
— Не употребляла? — растерянно взглянула на Пригожина я.
— Нет.
«Он приходил ко мне».
Снова слова Али всплыли в голове. Как предчувствие, или догадка.
— Андрей Борисович, а давайте мы о делах завтра, а? — вклинился Воровский. — Я в обед к себе в клуб по делам поеду, Лиза с родителями дома останется. Приходите, как раз и обсудите все.
— Идея хорошая, — ничуть не обидевшись, согласился Пригожин. — Сегодня действительно трудный день.
Я замолчала. Думать и вправду не хотелось. После похорон сестры голова была тяжелой. А впереди еще помины. Родители решили поминать дома, так что обслуживать желающих еще до самого вечера. Всем налить лапшу, раздать булочки и конфеты перед уходом. А потом мыть посуду. Посудомойки в доме моих родителей тоже отродясь не водилось.
При мысли о посудомоечной машине у нас с Мишей дома я невесело усмехнулась. Если бы моя мама была в состоянии, она бы с упреком сказала, что муж меня избаловал. Где это видано, чтобы посуду в машине мыли?
И чего я про эту посудомойку вспомнила? Наверное, нервы.
Глава 61. Лиза
Следующим утром я одновременно гладила мужу вещи и разговаривала со свекровью по телефону.
— Аннушка в полном порядке, не волнуйся, Лиза! Делайте с Мишей свои дела. И передай маме с папой, что мы очень скорбим по поводу вашей утраты.
— Да, передам, конечно…
Воровский подошел ко мне и взял отглаженную рубашку. Брюки я наглаживала с особой тщательностью – не накосячить со стрелками, когда у тебя дрожат руки после похорон сестры, очень сложно.
— Аннушка в порядке? — вопросительно посмотрел на меня муж.
— Да, — шепнула я и продолжила в трубку уже громче: — Миша передает вам привет. Позвонит тоже скоро… до свидания.
Я выключила сотовый, отложила его в сторону и принялась наглаживать стрелки с особой тщательностью.
— Лиза, из клуба скоро приедет охрана, она будет дежурить у вашего дома. Я еду в клуб, там встреча с потенциальным покупателем. Пока все обсудим, сама знаешь, может пройти много времени.
— Я побуду с родителями. Покажу фотографии Аннушки, поболтаем. Им не помешает поддержка.
— Конечно. И запомни – из дома никуда. К окнам не подходи. Даже на порог не высовывайся. Через час приедет Пригожин, поболтаете с ним. Может, я успею его застать.
