— Или она ему, — усмехнулся Илья.
— Или это будет семья. Честно говоря, они так подходят друг другу.
— А я, знаешь, о чём вдруг подумал? — прижал Илья к себе Эрику крепче. — Может, я не зря заболел? Ведь если бы мы встретились вновь и всё было бы хорошо, то отец никогда снова не сошёлся бы с матерью. Нина наверняка отказалась бы встречаться с Толиком, ведь в её жизни просто не было для него ни времени, ни места, а сейчас ты заметила, как она расцвела? А чёртов Алый? Он ведь никогда бы от тебя не отказался, да его и в живых бы не было.
— Твоя болезнь, любая болезнь — это плохо. Однозначно плохо. Не заговаривай мне зубы, — вздохнула Эрика.
— Я постараюсь, — улыбнулся Илья. — И всё же, если бы мне предложили прожить эту жизнь второй раз, я бы ни о чего не отказался, даже от лейкоза.
— А я бы отказалась. Вычеркнула бы его начисто, стёрла к чёртовой матери, — поводила она по его груди, словно стирает карандаш ластиком и дунула, словно смахивая остатки резинки, — забыла и никогда бы об этом не пожалела. И ещё от пары поворотов в своей биографии, которые точно были лишними, избавилась бы.
— А вдруг вместе с ними исчезло бы и что-то хорошее? Вдруг тогда ты не выбрала бы меня? Вышла бы замуж за… Кантимирова, например? Он, кстати, передавал тебе привет. «ОМГ» пригласил его на место заместителя генерального. Ну, а отец пока займёт мою должность, а там видно будет.
Его голос не дрогнул. А вот сердце Эрики ещё как.
— Как тесен мир, — вздохнула она. — Но, знаешь, хоть я никогда не смогу сказать, что ты заболел не зря, с твоей мамой мы бы точно никогда не стали так близки. Она тут прочитала мои стихи.
— Так и знал, что они твои! — воскликнул Илья, и кашлянув, схватился за горло.
— Вот правильно, помолчи, — улыбнулась Эрика. — И она сказала, что «когда мы встретимся вновь» это ведь не только о людях, что расстались, это обо всём, что мы оставляем в прошлом, о наших ошибках. Хотя бы однажды, а нам дают шанс их исправить. И когда мы встретимся вновь, выучили мы этот урок, приняли себя такими как есть или продолжаем упорствовать в своих обидах и можно сказать: прожили мы этот отрезок жизни зря или нет.
— Это точно сказала моя мать? — приподнял Илья одну бровь, когда Эрика положила подбородок на свою руку на его груди так, чтобы видеть его лицо.
— Не думала, что это скажу, но ты можешь ей гордиться, и знаешь почему? — её бровки домиком, конечно, означали «подставу», как и прикушенная губа. — Когда в этот раз она внезапно вернулась в Канаду и застала своего молодого мужа в постели с бабой, она вышла на цыпочках, прикрыла дверь и смирилась с тем, что он ей не пара и хватит уже молодиться.
— Конечно, при разводе она не оставит ему ни копейки? — предположил Илья.
— И я полностью с ней согласна, — хмыкнула Эрика. — Ибо не хрен.
Они ещё поговорили о детях. Понравился ли им новый преподаватель испанского. Предыдущий не понравился Майку, и он сам нашёл паренька с горящими глазами испанского революционера и присутствовал на уроках. Обсудили душ для собак, что к их переезду не успели достроить, но уже закончили и теперь лапы щенкам после прогулки мыли в их собственной «собачьей» ванной. Данилка просился в зоопарк — ему так понравилось, как какал слон, что он желал увидеть это незабываемое зрелище снова. А Глафира хотела научиться ездить на коне — она всё вспоминала карету, что их возила на свадьбе. И под разговоры о простых обыденных вещах, словно у них впереди ещё долгая-долгая жизнь, Эрика не заметила, как уснула.
А когда проснулась, за окном уже забрезжило утро.
Но Ильи рядом не было.
Едва справляясь с охватившим её страхом, Эрика пошла его искать.
И холод сковал душу, когда она увидела во дворе машину реанимации.
В чём была, босиком Эрика выскочила на крыльцо и чуть не сбила плачущую Юлию Геннадьевну.
Плачущую первый раз с того дня как Илья заболел.
Глава 82. Илья— Илья! Илья! Илья-я-я!!! — она бежала босиком по тонкой корке ледяного наста, растрёпанная, раздетая, и, срывая голос, выкрикивала его имя.
Эта картина навсегда останется в его памяти. Навсегда. Потому что именно в этот момент, распахнув дверь машины скорой помощи, Илья и понял, что не умрёт. Не сейчас. Что он просто не может умереть. Не может оставить её одну.
Это потом врачи будут разводить руками и говорить «спонтанная ремиссия», «чудо», «невероятно». В тот момент он знал, что ничего спонтанного в этом не было. Всё было обдумано. Осознано. Взвешено. И предопределено.
И даже в том, что в где-то в детском саду, или на спектакле, или на новогоднем утреннике он подцепил краснуху — не случайность.
— Будет нелегко, сынок, — сжал тогда его руку Сергей Захарович. — И, возможно я ошибаюсь, и это не краснуха, тогда прости старика. Но раз уж тебе так «повезло» подцепить именно эту инфекцию со своим ослабленным иммунитетом — это твой единственный шанс победить.
— Что нужно делать? — спросил Илья.
— Ничего. Просто держаться. И я не даю тебе никаких гарантий, но есть версия, что серьёзные инфекции провоцируют иммунную систему на усиленную работу. А ещё, что раковые клетки гибнут при повышенных температурах. Всё это конечно, лишь мифы и я ничего тебе не обещаю, но такие случаи были. Как знать, может, это твой вариант, — вздохнул он. — А может, я просто заставлю тебя напрасно страдать и потом всю жизнь буду жалеть об этом, что ничем не облегчил твои муки.
— И всё же я попробую, — сжал его руку в ответ Илья.
И тысячу раз потом за эти бесконечные дни, бредя в лихорадке, стискивая зубы от боли, повторял себе: «Я справлюсь. Я смогу. Я должен», но думал о том же: что всё это напрасно, зря, глупо.
Когда под утро на шестой день температура, наконец, спала, Илья первым делом позвонил старому врачу. И тот после смены в «Скорой помощи» приехал прямо на машине «детской реанимации», что так напугала Эрику, чтобы взять у него кровь на анализ.
— Ну, прости, не сдержалась, заплакала, — гладила мама всё ещё рыдающую Эрику по голове. — Но я же от счастья, что жар спал, ему стало легче.
