Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
Когда я вкратце пересказала наш разговор Теодору, он глубоко задумался.
– Ты понимаешь, что это значит? Либо леди Мерхевен неосознанно подыгрывает им, либо она с ними заодно.
– Час от часу не легче, – злобно бросила я.
Неужели дружеские союзы между галатинцами и серафцами предполагают обмен государственными тайнами?
– Итак, я повторюсь, – произнес Теодор, – как ты думаешь, здесь замешаны чары?
– Думаю, да. Мне прямо и недвусмысленно заявили, что мое присутствие крайне нежелательно.
– Да, ясно, но почему бы тебе не пробраться на это представление тайком?
У меня перехватило дыхание – да, это риск, но риск выставить себя перед всеми дурой, не более.
– Хорошо, – согласилась я.
Я заказала ужин в комнату, съела, поделившись с Ониксом, жареного цыпленка и выскользнула в обезлюдевший коридор.
Ужин организовали прямо в бальном зале, и, чтобы полюбоваться на колдовские трюки, гостям достаточно было бросить на стол салфетки и развернуть стулья к сцене. Заметив нишу в конце зала, я прокралась к ней, прячась за спинами слуг, убиравших тарелки и вытиравших столы. На сцене, приковав к себе взгляды, появился колдун, так что на лакеев никто не обращал внимания. Извечное пренебрежение аристократов к рабочему классу, обслуживающему их, сыграло мне этим вечером на руку.
Итак, сообразила я довольно скоро, сегодня нас ждут не просто набившие оскомину уличные фокусы. Ветер, проносившийся сквозь распахнутые двери, раздувал, словно парус, легкий прозрачный занавес, отбрасывающий на авансцену пурпурно-синие тени. Восковые свечи в настенных канделябрах, отражавшихся в зеркалах, горели тускло и блекло. Музыканты в углу перебирали струны двойной арфы и тренькали на инструменте, похожем на мандолину. Нарочитая театральность придавала лоск вульгарному уличному лицедейству и возносила его на более высокий художественный уровень.
После короткой музыкальной прелюдии эйнара Рина представила исполнителя, отрекомендовав его как магистра колдовских искусств, и взрыв аплодисментов заглушил вихрь сомнений, взметнувшийся в моей голове. Магистр был довольно высок для серафца и одет в нелепую широченную мантию из медно-красной тафты. «Не мантия, а бездонная торба, – цинично подумала я, – хватит места, чтобы спрятать и кольца, и шарики, и голубей». С другой стороны, что с него взять, он же не настоящий маг, а всего-навсего трюкач. Истинная магия просто и безыскусна: сцена, музыканты – ничего этого ей не требуется. И все же я не могла оторвать глаз от сцены: как иллюзионист серафец оказался очень даже неплох. Вначале он показал несколько известных мне трюков: с исчезающим яйцом и носовым платком, пропадающим и вновь появляющимся в кармане владельца. В нашем городе о таких фокусах не трубили в фанфары, их исполняли под мелодичный звон медяков, бросаемых в шляпу. Здесь же ни один шаг, ни один взмах руки трюкача не обходился без соответствующего музыкального сопровождения. Я посмотрела на зрителей: они чуть ли не заглядывали колдуну в рот и ели бы из его рук.
Когда иллюзионист демонстрировал фокус с исчезающей голубкой, я заметила нечто странное – всеобщее еле сдерживаемое воодушевление и сосредоточение на этой крошечной южной птичке. Я вздрогнула и увидела, как из того угла, где сидели музыканты, стелются, туманом заволакивая зал, бледно-золотистые чары.
Мне стало нечем дышать, но я быстро встряхнулась, вспомнила, где нахожусь, и пришла в себя. Стало понятно, как работают местные колдуны: их напоенные музыкой чары управляли чувствами и вниманием зрителей. Светлая, жизнерадостная музыка не только наполняла зрителей ничем не замутненной радостью, оставляя в них теплые незабываемые воспоминания о чудесном вечере, но и отвлекала их от ловких рук фокусника.
Что ж, в этом-то и суть любого увеселения, подытожила я, – сыграть на чувствах, угодить зрительскому вкусу. Театральным представлениям, песням, танцам, спортивным играм сопутствовал успех, если они пробуждали в слушателях или зрителях определенные эмоции: счастье, печаль, упоение победой, горечь поражения или тихую веселость. И вот этот секрет чародейного мастерства тщательно хранился на протяжении тысяч лет? Я пребывала на верху блаженства – я раскрыла тайну серафских колдунов. Хотя, надо признать, охватившее меня ощущение головокружительной неги наверняка было вызвано в том числе и музыкальными чарами.
Темп музыки изменился, и колдун пригласил на сцену молодую женщину. Выряженная в некое подобие придворного серафского костюма, она походила на колосок, торчащий из копны ниспадающего складками шелка. По приказу иллюзиониста она легла на стол, стоявший посреди авансцены. Фокус с левитацией, догадалась я, когда трюкач потряс руками, унизанными серебряными кольцами, убеждая публику, что никаких нитей и лесок не привязано к изящной серафской даме.
Внезапно легкий озноб пробежал по моему телу, и меня охватили чувства недоверия и сомнения. Чары изменились, изменилась и музыка, и я, пошарив глазами по залу, увидела черные искорки проклятия. Способна ли музыка создавать проклятия, которые влияют не только на чувства человека? Способны ли такие проклятия причинить вред или даже убить? Нет-нет, успокоила я себя, я же знаю, как работают чародеи, мои страхи напрасны. И все же беспокойство гвоздем засело у меня в голове, и как ни старалась я выбить его оттуда, оно прочно укоренилось в моих мыслях, подпитываемое наигранными музыкой чарами.
Все свое внимание я перенесла на сцену. Пара взмахов рук – и женщина на несколько сантиметров вознеслась над столом. И вот под воздействием про́клятых чар то, чего она боялась в реальной жизни, выплеснулось наружу, и вокруг нее в неверном свете огромных канделябров заплясали, словно ожившие в ночном кошмаре марионетки, фигуры крестьян, вооруженных косами и вилами.
Представление внезапно приняло совсем иной оборот, я подобного не ожидала. Вместо того чтобы некоторое время полетать в воздухе и затем опуститься на стол, женщина, а с ней и ее вздувшееся, словно морской вал, одеяние начали сморщиваться, усыхать, и женщина исчезла в вихре шелка, словно ее и не было.
Пораженные зрители захлопали в ладоши, но вызванные проклятием ужас и тревога никуда не делись, а женщина так и не появилась. Засуетились слуги: они зажгли лампы и принесли еще канделябров, чтобы вытеснить мрак. Колдун поклонился, музыканты упаковали инструменты в футляры и покинули сцену. Страх и безысходность продолжали окутывать зал, и ни яркий свет, ни натужная болтовня зрителей, встающих с мест и уходящих прочь, не могли разогнать их.
Значение разыгранной пантомимы было для меня, распознавшей присутствие черной магии, кристально ясно: зрителям внушалась мысль, что галатинские крестьяне заморят голодом Сераф, а заодно и все остальные страны. Порожденный темным волшебством ужас поселится в душах зрителей надолго – ночи и дни напролет станет он разъедать их сердца вероломной тревогой. Только о нем все и будут говорить. А что, если зрителям только что привили неискоренимую, вечную ненависть к крестьянам? Почему бы и нет?
Я незаметно выбралась в коридор. Теперь я поняла, почему хозяйка саммита не желала видеть меня на этом представлении – уж Сиован-то наверняка владела секретами серафских колдунов. Будь на моем месте какая-нибудь учтивая дама из нашей делегации, она, если бы ее лишили права посетить подобное мероприятие, только молча кивнула бы в ответ, мирясь со своей участью. Но не на ту напали: вместо заурядной утонченной леди из Галатии перед ними предстала хваткая деловая женщина. Одно лишь томило меня – если кто-нибудь разнюхает, что я была на представлении, что тогда?
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
