Книга Переплетения - Зигмунт Милошевский

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79

– Вы знаете, кем они были?

– По профессии? Нет. Наверняка тогда знал, мне ведь приходилось заполнять рубрики в протоколах. Но это не было существенно для дела, иначе я бы запомнил.

– Вы еще когда-нибудь их видели?

– Никогда. – Мамцаж встал, прошел, сгорбившись, в угол и принес оттуда бутылку фруктово-ягодного сладкого вина «Золотая чаша». Налил в два стакана и один из них подал Шацкому. Прокурор сделал глоток, удивляясь, что, несмотря на свои почти тридцать шесть лет, он впервые в жизни пьет бормотуху.

Он боялся, что она будет со вкусом «Доместоса», но напиток оказался сносным. Похож на «игристое», но без пузырьков. И более сладкий. Однако напиться им он бы не желал.

– То есть один раз мне показалось, что я видел Сосновского по телевизору. У знакомых, – добавил он, заметив, что прокурор ищет взглядом телевизор в его комнате.

Шацкий представил себе, как Мамцаж, взяв подругу под руку и держа бутылку «Золотой чаши», марширует по пражским улочкам, чтобы нанести визит «знакомым»… Версаль. Он задумался о том, как легко иногда пропустить момент, когда сворачиваешь на дорожку, ведущую к распиванию бормотухи при свечах в обществе злой бабы и полчищ тараканов. Видимо, вот так. Все начинается с обмана жены.

– А что он делал на телевидении? – задал он вопрос с удивительной уверенностью, что и на этот раз не узнает ничего конкретного.

– Понятия не имею. Я только минуту его видел. Если это был он, то сильно постарел. Но я не уверен.

Шацкий еще поспрашивал Мамцажа о подробностях и людях, которые могли знать Сосновских, поинтересовался, что могло случиться с его делом. Безуспешно. Капитан милиции в отставке помнил, в сущности, немного. После очередного вопроса без ответа Шацкий с ненавистью поглядел на бутылку «Ябола»[96], которая вместе со своими подружками за годы употребления превратила его личный источник информации в особу, чей мозг по структуре напоминал пемзу. Вроде и твердая, а по существу – одни дырки. Только перед уходом, когда Шацкий размышлял о том, что его одежду, пожалуй, придется выбросить на помойку, прежде чем пойти домой, Мамцаж сказал ему нечто, о чем он сам должен был догадаться раньше.

– Пусть пан спросит о Сосновском своих коллег, которые копаются в делах СБ.

– Почему?

– Это был студентик из интеллигентного дома. Есть шанс, что и на него завели досье. Даже если много не собрали, вы хотя бы найдете фамилии или адреса. Я-то знаю, как бывает, когда нет даже щепочки, к которой можно прицепить следствие.

Это, видимо, была его любимая поговорка.

Как Шацкий и предполагал, за дверями его ждала фальшиво улыбающаяся сожительница Мамцажа. Его огорчила мысль, что эта женщина вернется к капитану, который показался ему симпатичным малым, хоть и неудачником. Но ведь «если говорить о том, кто в расстановке хороший, а кто плохой, почти всегда оказывается наоборот». Не она ли посадила цветы и покрасила балюстраду?

Конечно, она попросила его о небольшой услуге. Готова была долго объяснять свои потребности, но он махнул рукой, чтобы та перестала, и полез в карман за мелочью. Дал ей десятку. Она рассыпалась в благодарностях, но в это время открылась дверь квартиры напротив, за которой исчезли встреченные им ранее брат и сестра. Из комнаты вышли двое молодых людей. Соседка быстро спряталась в свою нору. Шацкому пришла в голову неприятная мысль, что у Мамцажа по лицам спящих людей ползают тараканы. Он вздрогнул.

– У Карличка свет должен быть погашен в десять, а ты не играй так долго. Мы придем поздно, если что, у меня есть мобильник, – инструктировал кудлатого подростка молодой мужчина, держась за ручку открытой двери.

Они сели втроем в лифт. Пара глядела на Шацкого с сожалением, каким и он бы поделился с каждым гостем капитана Мамцажа. Он ответил кислой улыбкой. Оба выглядели на двадцать с чем-то лет, и Шацкому показалось невозможным, чтобы у них были такие большие дети. А может, они так молодо выглядели потому, что были счастливы? И любили друг друга? Часто занимались сексом и помногу целовались в губы? Может, и он выглядел бы моложе, если бы не разношенные гуральские чувяки Вероники и ее пожелтевшая под мышками пижама. Другое дело, что он носил такие же чувяки. И подумать только, что когда-то он говорил, что гуральские чувяки – смерть для мужчины. Ему очень нравилась эта шутка. Однажды он привез две пары с Крупувок [97] – просто так, для прикола. И они носят их каждый день. Даже удобные.

Шацкий оторвал взгляд от попутчиков. Неохотно. Женщина была очень секси, идеально в его вкусе. Не слишком худая, но и не толстая, с приятными женскими формами, полными губами, одета в красное платье в мелкие белые цветочки, с возбуждающим воображение, но не вульгарным декольте. Она выглядела особой, которая часто смеется.

Лифт остановился, и Шацкому захотелось сказать супругам, что у них фантастические дети, но он сдержался. Со времен «С» и его помойки такие замечания не были невинными.

Идя домой, он вспоминал мило спорящих брата и сестру. Он часто думал, не причинили ли они Хельке вреда, не обзаведясь следующим ребенком. Но, может, еще не поздно? Между мальчиком с дефектом речи и его сестричкой с ADHD было шесть-семь лет разницы. Если бы они с Вероникой решились сейчас, между Хелей и ее братом или сестрой было бы восемь. И, возможно, тогда все стало бы проще. Может, не понадобилась бы замена. Может, может, может…

Достаточно решиться. Но для Шацкого, человека, желавшего, чтобы все случалось само собой, а не в результате принятых им решений, такая мысль была сродни решению взобраться на вершину Аконкагуа в ближайший выходной.

Он подошел к своему дому, взглянул на освещенное окно кухни на третьем этаже. Ему не хотелось возвращаться, и он уселся на скамейке, чтобы насладиться июньским вечером. Был десятый час, но еще тепло и светло, пахло остывающим городом. В такие минуты он чувствовал себя соловьем из стихотворения Тувима[98].

– Прости, золотце, но вечер был такой прекрасный, что я шел пешком, – произнес Шацкий вслух и рассмеялся.

Он обдумывал то, что услышал от капитана Мамцажа. Полученная информация ни на шаг не продвинула его вперед. Однако щекотание в голове становилось все более настойчивым. Он был уверен, что пора сообразить, о чем идет речь в деле. Ему казалось, что он услышал все, что нужно, но вместо того чтобы сложить данные в логическое целое, бессмысленно крутил ими, подобно шимпанзе, пытающемуся сложить кубик Рубика.

Странный визит, несколько сюрреалистичный, если взглянуть через замочную скважину семьи, с которой он ехал в лифте. Он подумал о паре молодых – по крайней мере, молодо выглядевших людей – и вскочил на ноги. Чувство щекотания прекратилось, вместо него появилась мысль настолько простая и острая, что причиняла боль.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79