– Мой Бог! – воскликнул он тогда. – Уж не хотите ли вы сказать, что можно уложить гризли из кольта?
– Не всегда, – говорю. – Порой возникает необходимость добавить еще и кулаком по башке! После этого мой спутник долгое время ехал, не проронив ни звука.
Мы подъехали к пологому склону горы Апачей, привязали лошадей в ложбине и пешком отправились через молодой лесок. Место для медведей было самое привольное – они частенько заглядывали сюда полакомиться свининой дядюшки Джеппарда Гримза, вольготно разгуливающей по склонам горы.
Но, как нарочно, в тот день все медведи точно провалились сквозь землю.
Вечер застал нас неподалеку от тех мест, где жили семейства Кирби, Гримзов и Гордонов. С полдюжины семей поставили свои дома на расстоянии не более мили друг от друга – ума не приложу, что хорошего они находят в эдакой теснотище? На их месте я давно бы уже задохнулся от недостатка воздуха, но папаша говорит, что у нас свободная страна и каждый имеет право сходить с ума по-своему.
Дома были скрыты деревьями, зато школа стояла совсем рядом, и я предложил Пемброку:
– Вы посидите здесь – вдруг да медведь мимо пройдет, а я загляну к мисс Маргарет Девон. Она учит меня читать и писать, а сейчас как раз время урока.
Я оставил Пемброка сидеть на бревне в обнимку со слоновьим ружьем, а сам направился прямиком через кусты и вышел к речке, рядом с которой стояла школа. Занятия только что закончились, дети с визгом разбегались по домам, а в бревенчатом здании школы меня поджидала мисс Маргарет.
Прежде чем войти, я снял широкополую шляпу и сильно нагнулся, чтобы не трахнуться головой о дверную притолоку. Вид у девушки был несколько утомленный и растерянный. Поэтому я спросил:
– Что, мисс Маргарет, детишки опять бузили?
– О нет, – быстро ответила она. – Они очень вежливые, здешние дети! Я вообще склонна думать, что в обхождении жители Медвежьей речки гораздо вежливее прочих, за исключением тех случаев, когда они стреляют друг в друга. Я даже привыкла к тому, что мальчики приходят на занятия с кольтами и кривыми ножами. Но здесь все настолько отличается от моей прежней жизни, от моих привычек, что прямо руки опускаются. Хочется бросить все и уехать.
– Ну что вы, еще привыкнете, – утешил я ее. – Вот увидите – стоит вам только выйти замуж за какого-нибудь честного парня из местных, на которого можно опереться в трудную минуту, как все разом и переменится.
Она бросила на меня испуганный взгляд и прошептала:
– Выйти замуж? Здесь, на Медвежьей речке?!
– Конечно, – говорю, не замечая, как сами собой расправляются мои плечи. – Все только и гадают, на какой день выпадет событие. А сейчас давайте-ка займемся чтением. Знаете, а ведь я выучил все слова, что вы мне вчера понаписали.
Но она меня словно не слышала, а все продолжала о своем:
– Скажите, вы не знаете, почему вот уже несколько дней меня не навещают мистер Джоэл Гримз и мистер Исайя Гордон? До недавнего времени кто-нибудь из них непременно заглядывал вечером к мистеру Кирби отужинать.
– Да вы о них особо не волнуйтесь, – ответил я. – Джоэлу, правда, придется еще недельку попрыгать на костылях, зато Исайя может уже обходиться без посторонней помощи. С родственниками я всегда аккуратен.
– Вы с ними подрались?! – воскликнула она в ужасе.
– Да нет. Просто дал им понять, что вас тяготит их назойливость. – Я широко улыбнулся. – Вообще-то парень я покладистый, но соперников не потерплю.
– Соперников?! – Глаза ее раскрылись до невозможных пределов, и она посмотрела на меня, словно увидела впервые. – Вы хотите сказать, что вы… что я… что…
– Ну да, – говорю, скромно опустив очи долу. – Все на Медвежьей речке ждут не дождутся, когда вы назначите день нашей свадьбы. Видите ли, обычно девушки в здешних краях недолго ходят незамужними. Эй, что это с вами? – Я не на шутку перепугался, потому что мисс Маргарет вдруг смертельно побледнела, будто отведав чего-то такого, с чем никак не справится желудок.
– Ничего, – еле слышно ответила она. – Значит… значит, все думают, что я хочу выйти за вас замуж?
– Попробовали бы они думать иначе!
Она прошептала что-то весьма похожее на «Господи помилуй!», кончиком языка облизала губы и посмотрела, на меня так, точно вот-вот свалится в обморок. Я подумал, что не каждой девушке выпадает счастье услышать предложение от самого Брекенриджа Элкинса, а потому не стал корить ее за такое поведение.
– Вы всегда были очень добры ко мне, Брекенридж, – слабым голосом начала она, чуть оправившись, – но… так сразу… все так неожиданно… я даже не думала… мне и в голову не могло прийти.
– Я вас не тороплю, – сказал я. – Давайте подождем. До понедельника еще уйма времени. А я пока поставлю дом и…
«Б-б-бах!» – послышался выстрел, слишком сильный для винчестера.
– Элкинс!!! – это орал Пемброк откуда-то сверху. – Элкинс! Сюда!
– Кто это? – воскликнула девушка, подпрыгнув так, точно ей на ноги плеснули ледяной воды.
– Да ну его! – отмахнулся я. – Какой-то придурковатый англичанин, которого навязал мне Билл Глэнтон. Должно быть, медведь отдавил ему ногу. Пойду гляну.
– Я с вами! – заявила девушка.
По тому, как вопил Пемброк, я заключил, что мешкать не следует, и когда взлетел к уступу, где оставил в засаде гостя, мисс Маргарет не одолела еще и половины подъема.
Навстречу мне из рощицы выскочил сам Пемброк, что-то возбужденно выкрикивая на бегу.
– Я ранил его! – вопил он. – Уверен, что задел злодея! Но он скрылся в подлеске, и я не решился его преследовать, ведь раненый зверь свиреп и коварен. Один мой друг вот такого же ранил в Южной Африке, так тот…
– Медведя? – спрашиваю.
– Какого медведя?! – заорал он. – Кабана! А этот – самая свирепая тварь из всех, что попадались мне на мушку! Он удрал вон в те кусты.
– Странно, я не встречал здесь никаких кабанов. Ладно, стойте здесь, а я схожу посмотрю, что вы там подстрелили.
На траве цепочкой алели капли крови, и я понял, что кого-то пуля все-таки задела. Я прошел уже несколько сот шагов и совсем потерял Пемброка из виду, как вдруг напоролся на дядюшку Джеппарда Гримза.
Чтоб вы знали, если я не успел сообщить об этом прежде, дядюшка Дкеппард один из первых среди переселенцев пришел в горы Гумбольдта. И сейчас точно так же, как пятьдесят лет назад, он носит одежду из выделанных шкур, обшитую бахромой, а на ноги не признает ничего, кроме мокасин. Одной рукой дядюшка нес кривой нож, а другой яростно размахивал в воздухе, зажав в ней нечто вроде штандарта. Изо рта его вперемешку с проклятиями вылетали клочья пены.
– Проклятый живодер! – верещал он.– Нет, ты видишь? – Он ткнул мне под нос свой штандарт. – Точнехонько по хвосту бедняги Дэниеля Уэбстера, лучшего из беконовых хряков, топтавших когда-либо траву в горах Гумбольдта! Твой свихнутый приезжий покусился на его жизнь! Отстрелил хвост начисто, под самый корень! Ну да ничего! Я покажу ему, как уродовать моих скотинок! Я вырву сердце из его груди!
