— Не хочу…
И я вошла в спальню, кинула на пол мокрое полотенце и, не торопясь, прошла к шкафу. С дивана все просматривается — пусть смотрит. Чего не видел? Пол скрипнул, но я не стала торопиться с одеждой.
— Ян, — его руки сошлись у меня на животе. — Я соскучился по тебе, по нам. Коммуналка и в Финке коммуналка. Жить надо отдельно и ходить друг к другу в гости. И Катя делает все возможное и невозможное, чтобы я раз двадцать подумал, прежде чем пригласить ее еще раз так надолго.
Я развела его руки и натянула бикини, потом сняла с вешалки закрытое короткое платье, которое можно было надеть без лифчика.
— Давай тоже уедем?
Я не отходила от него, стояла в двух шагах, но Слава больше не пытался меня обнять. И ничего не сказал в ответ. Тогда я добавила:
— Посадим их на поезд и поедем дальше. Чего туда-сюда мотаться? Я сейчас Анюте позвоню.
— Яна, я не хочу в Питер. Ни завтра, ни послезавтра. Нам со Стеллой здесь хорошо.
— А мне?
Он на секунду задумался — вернее сверлил меня взглядом.
— А тебе должно быть хорошо с нами, если ты отделяешь себя от нашего «мы». Я не хочу летом торчать в городе. Не хочу гулять с собакой по плавящемуся асфальту.
— Ну так оставайся, я тогда одна поеду.
Он как-то в миг сравнялся загорелым лицом в цвете с пепельными волосами.
— Оставишь меня еще на две недели одного?
— Ну что я могу сделать?! У меня работа.
— Это не работа. Это твой маразм. Эта студия не рентабельна. И от нее один только геморрой.
— Блин, Березов, это моя студия… — я даже рот открыла от негодования и не смогла закрыть.
— Я не спорю. Твоя. Только не называй это работой.
— А как называть? Хобби? Твои студенты тогда тоже не работа! Но я что-то ничего не говорю тебе про институт или говорю?
Он тяжело выдохнул. Слова закончились? Нет…
— Позвони своей Ане и узнай точные даты. На них мы и приедем. И не днем больше. В свои театры находишься осенью. И, кстати, я преподаю только в первом полугодии. На четверть ставки и не принимаю никаких экзаменов. И ни один праздник тебе не испортил, заметь. Я не ставлю увлечения выше семьи. Я достаточно побыл без тебя, когда надо было зарабатывать деньги с рассвета до заката. Хотя бы сейчас я могу нормально пожить? С женой!
Я зажмурилась и проговорила ровно:
— Слава, двадцать девятого я буду с тобой, — и тут же добавила: — Я хочу быть с тобой не только двадцать девятого, но, пожалуйста, не ставь меня в дурацкое положение с Анютой. Хочешь, я сама буду гулять с собакой?
Слава усмехнулся.
— Ты даже здесь до леса дойти не хочешь…
— Я не хотела собаку, это правда. Я нагулялась с коляской и с маленьким ребенком в свое время. Сейчас я хочу лежать на диване или кататься на велосипеде. Но если тебе настолько в лом, то я эти две недели с ней погуляю. Слава! — я уже готова была кричать. — Ну хоть ты-то можешь пожалеть меня?! Неужели мы с собакой не разберемся?! Иди уже в душ, ну что ты стоишь?!
— На тебя смотрю.
— Насмотрелся?
— Нет, и никогда не насмотрюсь. Звони своей Анюте. И я поеду куда скажешь и когда скажешь.
Он наконец вышел, поймав от меня одежду, чтобы не расхаживал после душа по верху голым. Я сразу же набрала Анюте, договорилась с ней на первую неделю июля. Заодно позвонила Насте. Они никуда не собирались и в помощи на почте не нуждались. Только звали в гости. Как-нибудь. Поболтать. Не о бизнесе.
День прошел скомкано. Еды мать наготовила вчера дня на три, не меньше. На кухне ее не было. Она собиралась. Я освободила сушильную машину и разобрала все вещи, заставляя себя не думать, что делала с Адамом в том или ином наряде. Однако механическая работа не успокаивала. Вот хочешь как лучше, а получаешь всегда по полной. От тех, кто, по идее, должен поддерживать.
Наверное, самой положительной частью дня оказалась именно прогулка с собакой. Слава крепко сжимал мою руку. Возможно, это был своеобразный поводок для меня… Теплый, мягкий, родной… Я прижималась ухом к его плечу — может, действительно пара дней вдвоем в тишине помогут нам успокоиться и сблизиться?
Вечером Слава меня просто обнял — все-таки он всегда умел чувствовать мое состояние. Даже со спины видел, что у меня открыты глаза, но не пытался разговаривать.
На станцию мы поехали все вместе. Я полусонная. Слава на вид бодрый, хотя встал на полчаса раньше остальных, чтобы выгулять собаку. Решили с собой ее не брать. Чтобы не мешала сзади родителям. Однако вернувшись, я — и скорее всего Березов тоже — почувствовала вместо облегчения какую-то пустоту. Тишина давила, и я включила на телефоне тихую французскую музыку. Говорить совсем не хотелось. И было, в общем-то, не о чем.
— Может, к соседям сходим? — предложила я.
Надо же отнести презент. Березов сразу согласился — видимо, я правильно прочитала его состояние. Томми нам обрадовался, а его жена Ана вообще отправила с нами две трехлитровые банки ягод, из которых я обычно делала морс. Хорошие простые люди. Которые умудрились не поддаться национальному настрою и не возненавидели всех русских. По-прежнему присматривают за нашим домом. Причем, за простое спасибо. Подарки я привожу им просто так — денег же не берут, а мне стыдно садиться кому-то на шею и свешивать ножки.
И еще — за их столом рыба из того же озера намного вкуснее.
— Ян, может, действительно съездим с ними на оперу? — спросил Слава, когда мы шли домой в обнимку с банками.
— Финскую оперу? Спасибо… не надо. Ты даже в Мариинку не ходишь!
— Купи билеты, пойду, — почти огрызнулся Березов.
Нет, ну езжай ты в свой замок и слушай арии на финском сколько тебе влезет… Один. Развлечения на сто процентов обоюдными быть не могут. Я вот даже не подумаю усадить тебя за расписывание вазочек.
— А вот и куплю! Славка, ну чего надулся?
— Что завтра делать будем? — не улыбнулся, но тон все же сменил на взрослый.
— Ничего не будем делать… Мы этот день обязаны проспать. Давай введем новую семейную традицию?
— Может, лучше проспим его в переносном смысле?
— Думаю, твоя четвероногая дочка это не оценит, — глянула я на Стеллу, бегущую впереди.
Заходили мы с веранды, где никогда не запирали.
— А мы дверь закроем, — мне показалось или Славка действительно мне подмигнул?
— Березов, я тебя не узнаю…
— Я тебя тоже, — он освободился руки от банки, забрал вторую у меня и обнял, перегнув мою талию, точно тростинку. — Но очень хочу узнать… Тебя, взрослую…
Наши губы встретились, хотя для этого мне и пришлось подняться на носочки. Пусть и не думает горбиться. Рано!
