Разговоры насчет количества евреев в Бэлдоке…[193] утверждает, что среди тех, кто спускается в метро во время бомбежек, преобладают евреи. Надо проверить.
В этом году, несмотря на засуху, хороший урожай картошки, чему следует радоваться.
19.10.40
Невыразимое чувство подавленности при виде ежеутренних костров из газет годичной давности – оптимистические заголовки, вспыхнув напоследок, превращаются в дым.
21.10.40
Д.[194], имея в виду плакаты, развешанные на стенах станций метро, – «Будь мужчиной» и все в этом роде (то есть здоровых мужчин просят не искать здесь убежища, уступая место женщинам и детям), говорит, что по Лондону гуляет шутка в том роде, что такие объявления нельзя писать по-английски.
Вечерние передачи Пристли[195] по воскресеньям, в которых усматривают пропаганду социалистических идей, сняли с эфира явно по настоянию партии консерваторов… Из этого, похоже, следует, что команда Моргессона[196] собирается праздновать свое возвращение.
25.10.40
На днях приглядывался к людям, заполнившим во время бомбежки станции метро «Чэнсери Лейн», «Оксфорд Серкус» и «Бейкер-стрит». Не все из них евреи, но показалось, что в процентном отношении их больше, чем обычно при таком, как это, скоплении народа. Что дурно, так это, что евреи не только бросаются в глаза, но стремятся быть замеченными. Боязливая еврейка – точь-в точь карикатура из газетного комикса, – протискивается вперед из дверей вагона на платформу «Оксфорд Серкус», расталкивая при этом всех на своем пути. Эта картинка заставила меня вернуться в парижское метро, каким оно было в былые времена.
Удивился, обнаружив, что Д., явный левак по взглядам, склонен разделять нынешнее господствующее отношение к евреям. Говорит, что евреи, связанные с коммерческими кругами, становятся или готовы стать на сторону Гитлера. Звучит почти неправдоподобно, но, по словам Д., они всегда едва ли не восхищаются теми, кто пинает их ногами. Что касается меня, то, по моему ощущению, любой еврей, то есть еврей-европеец, предпочтет гитлеровский тип общественной системы нашему, если только она не преследует его лично. То же самое можно сказать почти о любом жителе Центральной Европы, взять хоть беженцев. Они используют Англию как укрытие, но не могут не испытывать к ней глубочайшего презрения. Пусть никто не говорит об этом открыто, но по глазам видно. Дело в том, что островное сознание и сознание континентальное диаметрально противоположны.
Ф.[197] считает, что совершенно правы те, кто говорит, что во время бомбежек иностранцы пугаются больше, чем англичане. Это не их война, и потому они ни в чем не чувствуют поддержки. Думаю, это объясняет и тот факт – а я совершенно уверен, что это факт, хотя упоминать о нем не должно, – что рабочие страшатся больше, чем представители среднего класса.
Непреходящее чувство отчаяния, вызванное надвигающимися событиями во Франции, Африке, Сирии, Испании, – чувство, когда знаешь, что должно произойти, но бессилен что-либо предпринять, и еще безошибочное чувство, что британское правительство не способно действовать так, чтобы встретить удар первыми.
В последние несколько дней бомбежки слабее.
16.11.40
Никогда не думал, что доживу до того дня, когда звуки обстрела станут привычными, а вот дожил.
23.11.40
Позавчера обедал с Х.П., редактором…[198] Ход войны он оценивает весьма пессимистически. Находит, что ответ на Новый Порядок[199] все еще не найден, то есть нынешнее правительство не способно такой ответ сформулировать, и англичан, как и американцев, можно легко склонить к приятию такого порядка. Я возразил в том смысле, что в сложившихся обстоятельствах люди могут воспринять любое мирное предложение как ловушку.
Х.П.:
– Да чушь все это, я сам бы мог представить дело так, что оно покажется величайшей победой во всей мировой истории. Я вполне мог бы заставить людей проглотить это.
Так оно, конечно, и есть. Все дело в оформлении. Покуда наши собственные газеты не займутся настоящим делом, призывы, доносящиеся до них из Европы, останутся не услышанными. При этом Х.П. убежден, что…[200] и компания готовятся к сдаче позиций. Судя по всему, хотя материалы, публикуемые в…[201], не цензурируются, всем газетам предписано не комментировать политику правительства в отношении Испании. Несколько недель назад Дафф-Купер собрал журналистов и «своим честным словом» заверил их, что «в Испании дела идут наилучшим образом». Что тут скажешь? – разве что честное слово Дафф-Купера стоит больше, чем честное слово Оара.
Х.П. говорит, что после капитуляции Франции английский кабинет собрался на заседание с тем, чтобы решить, продолжать ли войну или искать мира. Голоса разделились практически пополам, решающим стал один-единственный, и, по словам Х.П., это был голос Чемберлена. Если это правда, сомневаюсь, что она когда-либо будет предана огласке. Это был последний публичный жест бедного старого Чемберлена, можно сказать, бедного старика.
Характерный звук военного времени – теньканье дождевых капель по каске на твоей голове.
28.11.40
Вчера за обедом с К[202]., редактором «Франс»… К моему изумлению, он был в бодром настроении и ни на что не жаловался. А я-то думал, что французский беженец будет без конца ворчать по поводу еды и все такое прочее. Правда, К. хорошо знает Англию, он здесь и раньше живал.
