– Передашь профессору Анри Бакстеру из Академии наук.
Я опускаю вниз исписанный листок и пристально смотрю на медведя, не очень-то веря в успех. Он добавляет, что мне надо только выучить наизусть рецепт и упоминание о любовной неудаче, которое подтвердит авторство записки.
– Не беспокойся: он знает, для чего необходимо разрушить Экран. Твое дело только сказать, как это осуществить.
– Мы на месте, – объявляет Лили Ноктис.
47
Вертолет садится на крышу гигантского отеля-казино. Такие торчат здесь повсюду. Стеклянные бассейны, висячие сады, гигантские неоновые вывески… Я в жизни не видел такой роскоши и однообразия. Зюйдвиль – это город пенсионеров, молодоженов, проводящих здесь медовый месяц, и конгрессов.
– До встречи, – говорит министр игры, открывая дверь кабины. – Силы освобождения рассчитывают на вас.
Она пожимает руку Бренде, лапу медведю и целует меня в щеку, почти в губы.
Мы с Брендой стоим около вращающегося винта, лохматые от поднятого им ветра, и обмениваемся тревожными взглядами, испытывая одновременно растерянность и воодушевление. Бедром я чувствую нетерпеливое брыкание профессора Пиктона, которому Лили Ноктис посоветовала спрятаться в кожаный портфель участника конгресса. Лопасти винта замедляют ход и останавливаются, но министр остается в вертолете, продолжая просматривать документы в папке.
Представители комитета по приему гостей встречают нас с Брендой дежурными улыбками. Мы спускаемся вместе с ними на пятьдесят этажей вниз и входим в зал, уже набитый до отказа. Какой-то лысый дядька торжественно брызгает слюной в микрофон, стоя под колоссальной буквой «А» с плаката «ХХIV конгресс национальной Академии наук».
Девушки-администраторы показывают нам наши места в четвертом ряду. У единственных двух свободных кресел к подголовникам приколоты листочки бумаги. На одном написано: «Доктор Логан», на другом: «Г‐н Пиктон-младший». Разволновавшись, я сажусь справа от крохотного старичка, у которого на бейджике значится: «Проф. Анри Бакстер». Министр игры действительно всё предусмотрела.
– …Я хотел бы поприветствовать юного, но мужественного представителя этой семьи, присутствующего сегодня среди нас, – гремит лысый в микрофон. – Сейчас мы почтим память этого выдающегося физика минутой молчания.
Мой сосед справа со слезами на глазах горячо пожимает мне руку. Я благодарю его, мужественно кивая. Пока длится минута молчания, я шепотом передаю ему, чего ждет от него мой так называемый дедушка. Его кулак со всей силой опускается на подлокотник кресла.
– Ай да Лео! – вскрикивает он.
– Тише, – шикают соседи, сосредоточенно молчащие в честь Пиктона.
– Гениально! – радостно шепчет мне Анри Бакстер. – А я-то ломал голову, как расплавить литий.
– Рано или поздно решение приходит, – говорю я с апломбом (не зря же я внук великого физика).
– Мои соболезнования, малыш. Ты даже не представляешь, как меня обрадовал. Но почему Лео никогда не рассказывал о тебе?
Чтобы усыпить его подозрения, я отвечаю: зато он много говорил о вас. Особенно о том, как вы увели у него невесту Аманду. Бросив нервный взгляд на старую жердь с седым пучком на макушке, которая восседает слева от него, Анри встает и хватает меня за руку:
– Пошли!
Я с тревогой смотрю на Бренду: она тут же встает и под аплодисменты, которыми встречают появление на сцене министра энергоресурсов, идет за нами к запасному выходу.
– Дорогие академики, дамы и господа, – говорит в микрофон Оливье Нокс. – Правительство, желая почтить память профессора Пиктона, решило транслировать общегосударственную церемонию экстракции чипа во время обеденного перерыва, чтобы мы все могли отдать покойному эту последнюю дань уважения.
– Который час? – от нетерпения медведь отбивает в портфеле чечетку.
– Без четверти одиннадцать.
– Скорее! – волнуется он.
Профессор Бакстер плюхается вместе с нами в машину, обслуживающую участников конгресса, и называет адрес Центра производства энергии для обороны, директором которого он является.
Мой мобильный сигналит, что пришло сообщение. Я тут же проверяю, думая, что оно от Лили Ноктис. Но нет. Это Дженнифер прислала мне три свои фотографии с разных ракурсов, на которых она выглядит счастливой и похудевшей килограммов на десять. Она написала:
Спасибо, ты гений, обожаю тебя!
– Что-то не так? – спрашивает Бренда.
Я захлопываю мобильник и мотаю головой, стараясь не показывать, как же я горд.
– До сих пор не верится, что я это сделаю! – дрожащим голосом произносит профессор Бакстер, грызя ногти. – С тех пор как мы всесторонне рассматривали эту проблему вместе с Лео… Итак, час пробил! Я останусь в истории как человек, который… О‐хо-хо, я так волнуюсь…
– Мне не нравится, что у него дрожат руки, – раздается скрипучий голос из портфеля.
– Анри Бакстер – тот, кто осмелился! – декламирует тот, словно произносит себе надгробное слово.
Спустя десять минут после того, как палец профессора прошел идентификацию сканером, перед нами открываются ворота подземного военного объекта Зюйдвиля с его главным сооружением: гигантской трубой передающей линзы. Мы стоим как раз на южной границе Объединенных Штатов и видим, что она находится под двойной защитой – решетчатого ограждения под током и Аннигиляционного экрана, от которого исходит желтоватое свечение.
Сославшись на возможную утечку антиматерии, Анри Бакстер включает сигнал эвакуации. После этого приступает к операции разрушения ускорителя частиц в центральном блоке, следуя предписаниям Лео Пиктона.
