Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
– Ищут тебя, – с порога заявила ей бабушка, хозяйка квартиры на Гороховой. – И повесткой вызывали, и заходили. Как лето началось, так и ходить начали. И все ходят и ходят. Меня стращали, выспрашивали, с кем ты была в тот день, когда уезжала. А я и знать не знаю. Про комнату спрашивали, почему пустая стоит, может, кто платит за нее. Хотели, наверное, засаду у меня в квартире устроить? А я же толком и не слышу, о чем говорят, – подмигнула она складчатым веком Аде. Все ее морщинки разошлись в улыбке и вновь сошлись морщинистой маской. – Не хватало еще им признаваться. Эти уйдут, а другие придут, которые налоги дерут так, что шкуры на плечах не остается, одна рвань! «Никому ничего не сдаю» – так и заявила им. – После этой прошмандовки никого пускать к себе не собираюсь. Все сердце она мне выела. Веру в человечество искорежила! Вот как я сказала, – победно откинула голову бабулька.
«Спасибо тебе, бабушка, на добром слове», – не без сарказма подумала Ада. Но вот идти к следователю совершенно не улыбалось. Но пришлось.
Настольная лампа светила прямо в лицо. Ада зажмурилась:
– Можно убрать свет?
– Да, конечно. Простите. Оборудование для пыток с прошлого допроса, – пошутил следователь. Андрей Петрович Гатчинский был настроен благодушно. – Трубку надо в лампе на потолке менять. Перегорела. Если не возражаете, посидим, поинтимничаем. – Он отвернул настольную лампу так, чтобы свет ее не был таким резким.
– Вы меня вызывали. Повесткой, – подчеркнула она.
– Да, и не одной.
– Меня не было в городе.
– Путешествовали?
– Да.
– Где же?
– Так, – пожала она плечами.
– За границей?
Ада вспомнила, что в ее заграничном паспорте не стоит ни одного штампа о пересечении границы. Даже обратно Ашер отправил ее на частном самолете, и каким-то чудом снова не пришлось проходить паспортный контроль. «Жалко денег на билет?» – съехидничала она тогда. А потом ругала себя за то, что последними ее словами ему была ехидная подколка, а не человеческое прощание.
Как-то она задала ему вопрос: «Зачем тебе был нужен мой паспорт, если и без него меня пустили бы через границу?» А он ответил: «Хотел убедиться, что ты совершеннолетняя».
Лицо Гатчинского качалось в полукруге светотени, казалось, что из темноты то выныривает, то прячется клоун с издевательской, белилами обрисованной улыбкой.
– Нет. Золотое кольцо. Монастыри. Памятники зодчества.
– Больше полугода?
– Это было пешее паломничество.
– Паломничество? – переспросил он, уставившись на ее светлые волосы. Перед ним сидела обласканная судьбой девушка, не бедно одетая, не изможденная голодом, с гладкой кожей, без единого следа подвижнической муки на лице. В общем, ничто в ней не напоминало монашку или сумасшедшую, заходящуюся от религиозного пыла и способную отправиться в паломничество по святым местам. – И с вами не было никакого мужчины, предположительно иностранца, в тот день, когда вы отправились… ммм… в паломничество?
– Нет.
– А вы все-таки посмотрите вот сюда. Может, узнаете? Видели его или были знакомы?
Гатчинский нарочно медлил доставать листок с фотороботом, следил за реакцией Ады: вытянет шею от нетерпения, заерзает, испугается? Но Ада со скучным лицом ждала, что будет дальше.
Фоторобот не походил на Ашера. Скорее, по нему можно было опознать любого мужчину восточной национальности с атлетическим телосложением.
– Нет, не видела. Не знаю такого.
– А знакомы ли вам следующие имена: Дмитрий Величко, Данила Варенич, Виталий Сушков, Борис Рябов? – спросил Гатчинский безразлично, вроде бы между прочим, а сам, как кошка, наблюдал за реакцией Ады. У нее даже не дрогнули ресницы в знак узнавания.
Она знала эти имена. Сначала не знала фамилий. «А чего ты? Это ведь мои друзья: Виталик, Данила и Борька», – сказал ей Димка много лет назад. Потом узнала… И следователь тогда тоже называл ей эти имена, правда в другом порядке. Город ведь маленький, кто-то видел, как они спускались в подвал. Но она твердила одно: «Не помню. Не помню». И ей поверили, может, потому, что трудно не поверить человеку в бинтах. А эти четверо все отрицали. И родители их стояли насмерть: «Ребята наши хорошие, золотые, не могли они учинить зверства».
– Не помню, – снова ответила Ада по уже знакомой схеме.
Казалось, Гатчинский и не ждал от нее другого ответа:
– Может, эти фотографии освежат вашу память?
И, как фокусник, широким, чуть замедленным эффектным жестом выложил перед ней четыре большие черно-белые фотографии. Распростертые, как звезды, тела. Скрученные в кольца, в спирали. Жуткая тайнопись… В стеклянных глазах первого покойника застыл ужас. Глаза других были закрыты. «Они жмурились от страха. А смерть расправила морщины», – почему-то подумала Ада. У каждого было перерезано горло. У каждого в грудине чернел провал – было вырвано сердце. У каждого, кроме Дмитрия Величко, – тот на фотографии до подбородка был накрыт серой простыней. Перед внутренним взором Ады мелькнул нож, кривое, как соколиное крыло, лезвие, тогда, когда Ашер срезал у нее прядь волос. «Нет, – подумала она. – Нет».
– Вы узнаете этих людей? – настойчиво повторил Гатчинский.
Не можешь сказать правду, держись где-то рядом – таков девиз всех врунов на свете.
– Я знаю, кто они.
– Ну-ну… – Гатчинский откинулся на стуле, тень скрыла его лицо. – Интересно послушать.
– Их обвиняли в изнасиловании, но признали невиновными. Их фотографии были во всех газетах. В Выборге, – уточнила она. – Один из них сын директора интерната, где я училась.
– Вы забыли об одной существенной детали. – Лицо Гатчинского было скрыто в темноте, на свету плясали лишь руки, вертя пластиковую шариковую ручку, будто он отбивался от воображаемого противника боевым посохом. – Жертвой изнасилования были вы, Ада Аркадьевна.
Она молчала.
– Ада Аркадьевна, ведь это не шутка. И, согласитесь, все очень походит на месть. Четверым парням перерезали горло, вырвали сердце. В разных обстоятельствах, по разным адресам в Петербурге и всего за одну неделю. Вы знаете, какой силой нужно обладать, чтобы без хирургических инструментов удалить сердце? А органы именно вырваны, грудину проломили пальцами. Никто не видел нападавшего или нападавших, – поправился Гатчинский, пытаясь быть объективным. – А директору интерната в Выборге отрезали уши и язык. Его чудом спасли. И он, несмотря на все затруднения, дал показания. Нет ничего правильного в том, что тогда, восемь лет назад, в Выборге, он покрывал преступников, один из которых его сын…
Ада слабо махнула рукой:
– Я не помню тех, кто со мной… сделал со мной… – И, поймав себя на том, что ей до сих пор трудно произнести это слово вслух, четко выговорила: – Тех, кто насиловал меня. Понятия не имею, был это один человек или несколько.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
